"Да, это так, — подумал Джаан, — вечная пустота, в которой будет звучать вечное эхо: „Бессмысленно… Бессмысленно… Бессмысленно…“ — до тех пор, пока вторая смерть не подарит мне тишину."
Не гони меня, — молил Каруит, — и мы умрем всего единожды, и наша жизнь будет службой тем дальним солнцам!
Джаан стиснул свой посох.
Помогите же мне!
Никто не ответил ему, кроме Каруита.
На востоке, где восходил Вергилий, небо побелело. Наступил быстрый энейский рассвет. Все было залито светом. В воздухе раздался свист крыльев, разлился аромат зелени, каким-то чудом умудрявшейся расти в пустыне. Над Ареной взвились флаги и зазвучали трубы — что бы ни говорили теперь скептики, древний ритуал соблюдался.
Джаан понял:
"Жизнь имеет цену сама по себе. Может быть, во мне достаточно жизни, чтобы заполнить пустоту. Я должен искать помощи у людей."
Никогда еще подъем к городу не был для него таким крутым.
РЫЦАРЬ ПРИЗРАКОВ И ТЕНЕЙ
Не пристало ли нам, братья, начать повесть о походе господаря Бодина Миятовича? Где сыскать нам слова печали и гнева, слова доблести и отмщения? Кто сравнится в том с Андреем Симичем, певцом героев?
Ибо Андрей, если песнь кому хотел пропеть, то словно стаю гончих псов спускал в горах, и лай их эхом гремел в долинах. Гремели речи его, как тундра под копытами громатцев, стонали, как ветер под крылами орлика, на добычу падающего, ревели, как диаво на охоте — и тихо и сладостно пели, и были смертоносны, подобно зову вильи, и были невинны, как пение гусляров по весне.
Люди и змаи внимали с трепетом песням Андрея, когда славил он старых героев, Йована Миятовича, что по бессветному пути привел Основателей к нашей Утренней Звезде, Томана Обилича, что убил яростного Владимира на вершине Ледника, Гейта, что спорил со штормами Черного океана, Стефана Миятовича, великого пращура господаря Бодина, что в Годы Ночи отбросил прочь разбойников, позарившихся на дома наши. О, как воспел бы Андрей Симич деяния Бодина!
Но смолк голос его. И чтобы не исчезла из памяти слава Бодина Миятовича, поведаем о ней простыми словами, как можем.
Глава 1
В этой истории на всех планетах холодно. Даже на Терре, хотя Флэндри прибыл домой теплым летним вечером. Здесь мерзла душа.
Холодок дал о себе знать на подлете к планете. Разговор между Флэндри и его сыном незаметно перешел к проблемам Империи. Обычно они избегали подобных тем: у них был отпуск.
Сама Терра никак не напоминала о неприятном. На экране в кабине управления висел прекрасный шар на фоне усыпанной звездами тьмы. Шар этот был почти полным: корабль приближался со стороны солнца и еще не вышел на посадочную траекторию. Прозрачный голубой свет планеты смешивался с белизной облаков. Рядом с такой чистотой Луна казалась каплей росы. Нанесенные людьми шрамы пока нельзя было разглядеть.
Обстановка кают-компании не уступала виду за окном: серые, с перламутровым отливом, стены, обитые темно-бордовым велвилом диваны, стол из настоящего тика, на столе — бутылка виски с подобающей закуской, теплый, безупречно очищенный воздух, приятная бодрая музыка, запах сирени. «Хулиган», личный корабль капитана сэра Доминика Флэндри, имел превосходное вооружение, был более быстроходен и маневрен, чем любое другое судно такого же класса, но его жилой отсек отражал жизненную философию владельца, который считал, что, если уж человеку суждено родиться в эпоху декаданса, нужно с этим фактом смириться и получать удовольствие.
Флэндри развалился на диване, глубоко затянулся, отхлебнул из стакана и с некоторой тревогой посмотрел на Доминика Хэзелтайна. Если граница и вправду вот-вот начнет разваливаться, а парню снова туда лететь...
— Ты уверен? — спросил он. — Что доказывает, будто полученные тобой сведения верны? Свидетельства других всегда ненадежны. Я хочу узнать об этом поподробней.
Его собеседник не отвел взгляда.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты почувствовал себя стариком, — последовал ответ, и Флэндри ясно понял, что сидящий перед ним капитан-лейтенант военной разведки, двадцати семи лет от роду, давно перестал быть мальчиком, точно так же, как перестал быть мальчиком и его отец. Хэзелтайн улыбнулся. Он не хотел показаться слишком резким.