— Нет уж, большое вам спасибо, мистер! Вы меня необыкновенно взбодрили! Сейчас позвоню сестре и попрошу ее перевести мне телеграфом десять фунтов — да, ровно десять, ни больше, ни меньше! А потом я сяду в поезд и отправлюсь в гостиницу к Роберту, где заберу свой билет до дома. После сегодняшнего мне, должно быть, все оставшиеся дни жизни покажутся пресными из-за отсутствия событий!
Намереваясь уйти, она отвернулась от него, но он преградил ей путь. Из недр бриджей он извлек кожаный мешочек, заглянул в него и, выудив оттуда несколько монет, сыпанул в ладонь Дуглесс, а затем согнул ей пальцы, чтобы они обхватили монеты.
— Вот, женщина, забирай десять фунтов и убирайся! Стоит уплатить столько и даже больше, чтобы избавиться от твоих речей, исполненных яда! Я стану молить Создателя, чтобы Он освободил тебя от твоей порочности!
У Дуглесс было огромное искушение швырнуть эти деньги ему в физиономию, однако она не сделала этого, чтобы не пришлось звонить вторично сестре.
— Ну да, такая вот я и есть — злонамеренная ведьма Дуглесс! — воскликнула она. — Сама не понимаю, зачем мне поезд, когда тут под рукой расчудесная метла! Деньги я вам вышлю по почте, на адрес священника. Будьте здоровы, и надеюсь, больше мы с вами не увидимся!
Повернувшись на каблучках, она поспешила прочь из церковного двора в ту минуту, когда там вновь появился священник со стаканом воды для незнакомца.
Ну и пусть кто-то другой реагирует на все его фантазии, — подумала она. — У этого типа наверняка в запасе целый чемодан костюмов! Сегодня, глядишь, он рыцарь елизаветинских времен, а, смотришь, завтра — уже Авраам Линкольн или, скорее, — он же все-таки англичанин! — Горацио Нельсон собственной персоной!
Сыскать в крохотной деревушке здание станции не составило труда, и она прошла прямо к кассе, чтобы купить билет.
— С вас три фунта шесть пенсов, — сообщил ей кассир из окошка.
Дуглесс плохо разбиралась в английских деньгах: ей казалось, что монет разного достоинства чрезмерно много и что все они похожи одна на другую. Просовывая деньги, полученные от незнакомца, в окошечко, она спросила:
— Этого хватит?
Кассир оглядел монеты, исследуя их со всех сторон, а потом, извинившись, куда-то отлучился.
Ну вот, теперь меня, наверное, еще и арестуют за то, что я пыталась расплатиться фальшивыми монетами! — подумала Дуглесс. — Славный же будет итог столь замечательного дня!
Через несколько минут у окошечка кассы возник некто в фуражке, являющейся символом железнодорожной власти, и заявил:
— Подобные монеты мы не принимаем, мисс. По моему мнению, вам следует показать их Оливеру Самуэльсону. Его лавка прямо тут, за углом направо.
— И что, суммы, которую он даст мне за них, на билет хватит?
— Полагаю, что да, мисс.
— Благодарю вас! — пробормотала Дуглесс. У нее было сильнейшее искушение вовсе позабыть про эти монеты и немедленно позвонить сестре. Потом она посмотрела на монеты — выглядели они такими же иностранными, как и любые монеты чужой страны! Тяжко вздохнув, она поплелась направо и вскорости очутилась перед лавкой, на которой красовалась вывеска: «Оливер Самуэльсон. Покупка и продажа монет».
За прилавком сидел маленький человечек с лысой головой, и на его лоснящемся и излучающем на солнце сияние лбу была укреплена, как и у всех ювелиров, лупа.
— Что вам угодно? — спросил он, едва только Дуглесс вошла внутрь.
— Меня к вам направил человек с железнодорожной станции, — ответила она. — Он сказал, что за эти монеты вы можете предложить мне сумму, достаточную для покупки билета на поезд.
Приняв из ее рук монеты, человечек принялся разглядывать их в ювелирную лупу и, тихонько хихикая, приговаривать:
— Так, стало быть, на железнодорожный билет, да? Железнодорожный?
Затем, поглядев на Дуглесс, сказал:
— Ну хорошо, мисс. За эти две монеты я готов уплатить вам по пять сотен фунтов за каждую, а эта одна потянет, скажем, на пять тысяч фунтов! Но таких денег у меня тут при себе нет — мне придется позвонить кое-кому в Лондоне. Вы могли бы подождать несколько дней?
На какое-то время Дуглесс лишилась дара речи, потом все же переспросила:
— Так вы говорите, пять тысяч фунтов?!
— Ну, хорошо, шесть, но ни шиллинга больше! — сказал человечек.
— Я… я…
— Так что, продаете вы их или нет? Надеюсь, вы не добыли их каким-нибудь незаконным способом, а?
— Нет-нет, по крайней мере, я так не думаю! — шепотом ответила Дуглесс. — Но прежде, чем их продать, мне нужно все же кое с кем переговорить. Они подлинные?
— Обычно-то средневековые монеты ценятся не столь дорого, но такие, как у вас, — редкость и к тому же отлично сохранились. А еще у вас есть?
— Хочется верить, что да, — ответила Дуглесс.
— Ну, если только у вас там найдется монета в пятнадцать шиллингов с изображением королевы и парусника на ней, то позвольте мне взглянуть на нее! Я-то сам не смогу ее приобрести, но покупателя вам на нее подыщу.
Дуглесс попятилась к двери.
— Или если у вас есть дублон, — продолжал человечек. — Дублон эпохи Эдварда Шестого.
Рассеянно кивнув ему, Дуглесс вышла из лавки и, будто в тумане, направилась обратно к церкви. В церковном дворе незнакомца не было, и ей оставалось надеяться лишь на то, что он не ушел совсем. Она вошла в церковь и увидела его. Он стоял на коленях перед беломраморным надгробием графа и, сложив ладони и склонив голову, молился.
Рядом с нею появился священник.
— Он тут так и стоит с той минуты, как вы ушли, — сказал священник. — Я уже жду не дождусь, когда он встанет с колен. Что-то, видимо, очень-очень беспокоит его! Он ваш приятель?