Найти направление было нетрудно, достаточно следовать всё более хриплым крикам папы и мамы Дик, которые начали эту субботу так же, как и пятницу, и четверг перед этим. Потому что оставить всё как было – это папа и мама Дик умели лучше всего. Они никогда не отступали ни на шаг с того пути, на который однажды свернули. Они и в кукольники вышли точно так же – по проторённой дорожке отцов и дедов, которые тоже были кукольниками. Сократ уже давно предполагал, что недостаток фантазии и избыток инерции были не самыми лучшими предпосылками для кукольного театра папы Дика. По крайней мере, ничего скучнее спектаклей папы Дика Сократ не видел никогда.
Попугай оставил обоих кукольников стоящими на краю дороги и орущими. Он пролетел у них над головами прямиком в вагончик, и воздушная струя его полёта заставила марионеток танцевать. Чародей, свисающий с потолка, задел своего соседа дракона. А на штативе неподалёку от штанги Сократа принцесса толкнула короля, который обессиленно свисал на нитках.
В это субботнее утро Сократ не уселся на своё привычное место на штанге для занавески. Он совершил посадку на кухонный стол и при помощи своего кривого клюва стянул с полки старинную книгу историй – ту самую книгу, из которой папа Дик черпал сюжеты для своих спектаклей, даже не задумываясь над ними. Книга шлёпнулась на столешницу, как будто кто-то ударил в литавры. И когда пыль от падения улеглась, Сократ принялся перелистывать страницы.
Он переворачивал листы острым клювом и зорким попугайским взглядом пробегал строку за строкой. Раз уж он не смог найти Малыша в Страхопуще, то, может, обнаружит его в этой книге историй. Таков был его замысел. Ибо хотя непуганый, упрямый озорник Малыш и был особенным, но уж точно не был первым мальчишкой, который пустился странствовать по свету в поисках счастья. Должны быть и другие истории, повествующие о таких озорниках, как он, они-то и дадут Сократу подсказку, что будет дальше с Малышом. И если он найдёт эту подсказку – так думал умный попугай, большой поборник мысли, забегающей вперёд, – то он, быть может, будет поджидать Малыша на следующем этапе его пути.
Если в первой главе своей истории Малыш исчезает, то во второй и, может, даже в третьей он будет убегать как можно дальше! Но самое позднее в четвёртой главе Сократ уже будет тут как тут, поджидая Малыша на решающем перепутье, и всё лишь потому, что правильно предвидел ход истории и просто пропустил пару ненужных глав! Правда, за три долгих дня Малыш уже мог продвинуться далеко вперёд.
Сократ нетерпеливо перелистывал страницы. Он помнил все театральные пьесы, которые когда-либо видел, но он и не предполагал, как много ещё оставалось материала, не освоенного театром. Он знал сотни историй, а в книге описывались сотни сотен. Правда, половина из них не могла пригодиться Сократу: вместо того чтобы описывать, как кто-то внезапно уходит, эти истории описывали, как кто-то внезапно появляется.
Но и та половина, которая могла ему послужить, содержала множество возможностей. У Сократа скоро закружилась голова. Там были малыши, которые встречали добрую фею, и она исполняла три их желания, самое первое из которых уносило их далеко на край света. Там были малыши, которые спускались к чёрту в преисподнюю – чего Сократ вполне мог ожидать от своего Малыша, но что он, впрочем, исключал, полагая, что ворота в преисподнюю едва ли могли находиться в Страхопуще. Другие мальчики поднимались в гору и попадали в логово великана, третьи искали чашу, магический колодец или заколдованный замок со спящей принцессой. И не так уж мало было тех, кто, прежде чем пуститься в путь за чашей или спящей принцессой, подыскивал себе рыцаря, чтобы сделаться его оруженосцем.
И это показалось попугаю самым подходящим для Малыша, принимая во внимание его юный возраст. Сократ, так долго сгибавшийся над книгой, выпрямился. Теперь он должен как следует подумать!
Не сама ли мама Дик беспрерывно – пусть и прикрывая рот ладонью – поминала рыцаря-разбойника Родриго Грубиана, который гнездился где-то в здешних местах, в Страхопуще? Да и сам Сократ во время своих поисковых облётов разве не видел издали покосившиеся башни на вершинах Лихогорья?
И не подходит ли одно к другому, пусть рыцарь и не благородный, а разбойник? Малыш, думал Сократ, не очень-то различал их. В отличие от его родителей, которые никогда не делали ничего по-другому, Малыш всегда всё делал наоборот. И рыцарь-разбойник, вероятно, был для него самым подходящим!