- Да, верно, ты не врал, - сказал он наконец. - Действительно, на месте настоящего "Иеронима" чужая копия висит. - И усмехнулся: - Она, пожалуй, лучше нашего "Святого" - здорово какой-то мазилка смастерил, первый номер! Заглянул я и в камин. - И Дима бросил на Володю строгий взгляд, так что мальчик весь сжался, ожидая того, что скажет Дима. - Да, спокойненько там полеживает наша картинка. Хотел я её было достать да под свитер сунуть - так ведь духу не хватило, ей-ей, испугался! А вдруг застукают, подумал... Этим тебе, малыш, заняться придется, и в самом срочном порядке, а то сунется туда тетя Маша уборщица да вытащит. Тут же кинутся к стене, а на ней - тоже копия. Вот хохма-то будет! - И Дима засмеялся да так громко, точно жеребец заржал, - Володя никогда не слышал, чтобы "наставник" так весело смеялся.
Однако мальчик видел, что этот смех походил на нервный припадок. Все лицо предводителя передергивала судорога, и Володя понимал, как Дима страдает. И нельзя сказать, чтобы он смотрел на своего "учителя" равнодушно, - нет, Володе даже было стыдно, и он уже мучился сознанием своей вины перед сообщником, но признаваться в обмане было поздно, было просто немыслимо. Дима никогда бы не простил мальчику попытку обвести его вновь.
А между тем Дима, посмеявшись вдоволь, погрузился в глубокое раздумье. Он даже отвернулся от мальчика, подперев голову рукой, и Володе казалось, что молодой человек так и будет сидеть здесь до вечера, пока не решит, как поправить скверное положение. Внезапно Дима повернулся к Володе и раздраженно спросил:
- Да неужели ты ничего не заметил, не запомнил, ну хоть самой маленькой детали, приметы? Может, наши конкуренты сказали что-нибудь? По имени друг друга называли? Сколько их по крайней мере было - один или двое?
Володя наморщил лоб и по-идиотски закатил глаза, точно вспоминая. Погримасничав с минуту, сокрушенно вздохнул:
- Нет, старик, прости - ничего не помню: лежал носом в пол, руками голову обхватил, боялся, что увидят. Только и слышал скрип да стук. Правда, - и Володя снова стал гримасничать, словно на него вдруг нашло просветление разума, - кажись, один раз сказали...
- Ну, ну, что сказали?! - нетерпеливо дернул Дима Володю за рукав. Говори быстрее, не паясничай!
- Да боюсь соврать! - жалостливо посмотрел на Диму мальчик. - Но раз просишь, то скажу... Один из них произнес имя. Наверно, к другому обращался, к своему приятелю: Сом, говорит, подай стамеску. А больше ничего не слышал, да и эти-то слова какими-то чудными мне показались. Ну кто же Сомом человека назовет? Нет, верно, я ошибся.
Но на Диму слово "Сом" произвело неожиданно ошеломляющее впечатление. Его лицо выразило такое неподдельное и сильное удивление вперемешку со страхом, что Володя, наспех придумавший эту кличку, чтобы направить Диму по ложному пути, сам испугался: "А может, я нечаянно верно произнес? Забыл, как звали одного из мильтонов, вот и брякнул сдуру правильно... Вот черт! Нет, не ошибся - не было там Сома! Кит ночью приходил! Кит!"
- Сом, говоришь! - не мог прийти в себя пораженный Дима. - А ты не врешь, малый?! Ведь я знаю Сома, вернее, знал - помер два года назад этот Сом. Вышку схлопотал, вот и кокнули его! - И Дима даже для подтверждения, наверно, своих слов, выставив вперед указательный палец, произнес короткое: "Кых!"
- А за что его... кокнули? - ни к месту спросил Володя, угрюмо посмотрев на Диму, потому что впервые за время общения с "наставником" у него царапнуло сердце неожиданно явившееся прозрение того, что он связался с очень нехорошим человеком.
Но видно такие откровенные вопросы не слишком уважались в Диминой среде, потому что молодой человек с противным выражением лица сказал:
- Слушай-ка, пацан, не суй свою головку туда, куда и кошачья не пролезет, - прищемишь, - но после усмехнулся и сказал: - Ну за что у нас кокают? За мокруху, понятно. Полез он как-то в деревеньке, в какой не помню, в одну церквушку. Думал, что пустая, стал снимать иконки - очень набожен он был и образа любил, - а тут возьми да подвернись дьячок или попик, не знаю точно. Ну, Сом с испугу ломиком его и кончил, так-то. - И Дима вздохнул, а потом сказал спокойно: - Знаешь, мы ведь на самом деле больны всем этим старьем - слабы к нему, пристрастны даже. Я Сома, конечно, не оправдываю, потому что можно было и без крови обойтись, но ведь с ним закон тоже безбожно поступил. Жестоко очень... - И Дима на несколько минут призадумался, и Володя даже заметил в его лице какую-то сентиментальность, как будто "предводитель" переживал в конце Сома свою собственную судьбу.
- Ладно, хватит носом хлюпать! - ударил себя Дима по коленке, возвращая себе прежнее боевое настроение. - Значит, Сома твоего беру на заметку. Может, и не хлопнули его и вывернулся он как-то из тюряги. Вообще замечу, что, судя по манере, это его рук дело. Он музеи очень уважал, только в основном по провинциальным прогуливаться любил. Да и как же он в Эрмитаже ночью оказаться смог? Не постигну! Невероятно просто! Ведь, как я понял, Сом с напарником работал, а поэтому все получается, точно в кинематографе: захотели ребята шедеврик унести на миллионы долларов ценой проходят, как к себе на кухню, и берут.
И Дима снова застонал, словно у него был полон рот больных зубов настолько не укладывалось в его голове все происшедшее.
- Эхма! - раскачивался он. - Если б сам не видел, что копия висит, чужая копия, никогда бы тебе не поверил! Ладно, пусть не Сом, царствие ему небесное, пришел, так кто же? У кого ключи? Кто может по эрмитажным залам по ночам разгуливать да ещё вдвоем? Ну, наверное, директор в случае большой нужды мог потребовать открыть все двери, - загнул Дима палец на руке, размышляя вслух. - Еще, наверное, из органов товарищи смогли бы, придя на вызов. - И снова пальчик загнут. - Эге! - встрепенулся Дима, точно ему пришла на ум идея. - А это не мильтоны ли пожаловали, как ты думаешь?
Володя, внимательно следивший за ходом мысли "предводителя", радовавшийся в душе тому, что Дима ухватился было за Сома, услышав о "мильтонах", даже вздрогнул.
- Нет, - замотал он головой, - не думаю. Разве могут милиционеры свободно ночью по Эрмитажу шастать? Здесь время нужно, а мильтоны друг за другом, кажется, внимательно секут. Не может быть... - решительно возразил Володя, боясь выдать волнение.
Но Дима сумел-таки уловить дрожь в голосе юного напарника и спросил, сверля Володю взглядом:
- А ты что разнервничался, дружок мой милый? Может, ты с ними заодно? А может быть, и не было никаких мильтонов-привидений, а ты взял да и принес другую копию, да и повесил... а? У тебя, приятель, времени довольно было, чтобы подготовиться. Сговорился с кем-нибудь да и сделал свою подделку, а теперь грешишь на Сома покойного, царствие ему... Я же не видел, с чем ты в музей пришел, не проверял. Ну, говори, гаденыш! - И Дима, схватив Володину кисть, сжал её своей рукой точно клещами.
Володя резко вскрикнул так, что обернулись на этот крик два проходивших мимо иностранца, но Дима успокоил их сладчайшей улыбкой - мы-де просто шутим - и иностранцы пошли своей дорогой. А Володя то ли от сильной боли, то ли от страха, то ли от жалости к себе горько разрыдался. Ему на самом деле было очень плохо, и план единоличного владения "Иеронимом", неожиданно возникший в камине, теперь казался необдуманным, поспешным, не сулившим ничего хорошего.
- Ну, хватит, хватит! - миролюбиво пнул Дима Володю в бок в знак полного доверия. - Вижу, вижу, что чистый ты. Только ты и меня пойми - я всей этой историей с "привидениями" просто поражен. Уму непостижимо: как случилось совпадение такое, когда и мы и эти... черти лысые пришли к одной картине, одной и той же ночью да и унести её решили одним манером, оставив заместо полотна подделку! Задачка!