Зал был полон гостей, и все они уже сидели за столами. Однако за хозяйской «перекладиной» пока было занято лишь одно место — крайнее слева. Там, скромно потупясь, сидела златовласая Альбертина. Альберт предложил Ульриху место по правую руку от себя, а сам занял правый центральный стул. Место между братом и сестрой осталось незанятым. Несомненно, оно предназначалось для Клеменции. Ульрих знал, что подобное размещение является нарушением традиций. В роду Шато-д’Оров, как и по всей марке, существовал старый добрый обычай сажать старших в середину, а младших — с краю.
Очевидно, усадив дядю с краю, Альберт тем самым давал понять, что не признает его старшим мужчиной в роду. Однако Ульрих не подал виду, что его это оскорбило. Он оглядел столы, богато уставленные вином и всякой снедью. Гости были рассажены в зависимости от знатности и близости к хозяевам замка. Так было заведено и при Генрихе Шато-д’Оре и в более давние времена. Но Ульрих, еще не забывший того порядка в котором располагались гости при отце разумеется сразу же заметил произошедшие перемены, причем весьма серьезные. Дело было не в том что за столом отсутствовали многие из тех кого Ульрих привык видеть в качестве гостей отца и даже не в том что появилось много новых лиц, ибо эти молодые люди родились уже после того, как Ульрих отправился в Палестину. Все эти перемены были вполне естественны более того, Ульрих удивился, увидев за столом тех, кого уже не рассчитывал застать в живых. Например, ближе всех к столу Шато д’ Оров как и во времена Генриха, по-прежнему сидел старый воин Жан Корнуайе, который был в свое время воспитателем при малолетних Гаспаре и Ульрихе В седых его, без единого темного волоска, бороде и усах таилась хорошо знакомая усмешка.
Однако старый воин очевидно являлся исключением. Более всего Ульриха тревожили те перемены в размещении гостей, которые явно зависели от симпатий и антипатий хозяев замка. Сразу за Корнуайе сидели Майендорфы — родня Клеменции из которых Ульрих сумел припомнить двух-трех человек. Вместе с тем он не увидел на привычном месте баронов фон Гуммельсбахов, родичей своей покойной матушки. Наконец в самом дальнем конце стола он увидел одного из своих двоюродных братьев. Там же очутились и многие почтенные фамилии, которые при Генрихе де Шато-д’Оре занимали куда более почетные места. «Да новая метла по-новому метет!» — с горечью подумал Ульрих.
Хотя все гости уже давно сидели за столом, никто из них и не думал приступить к еде «Ждут хозяйку! — догадался Ульрих. — Строга, должно быть, госпожа Клеменция!»
— Ваша матушка, похоже, не торопится, — заметил Ульрих, наклоняясь к уху Альберта.
— Она всегда приходит точно в назначенное время! — ответил Альберт.
Ульрих заметил, что его племянник смотрит куда-то в сторону Майендорфов, причем вид у него был раздосадованный. Проследив за взглядом племянника, Ульрих узрел, что на Альберта обращен в высшей степени пылкий и любвеобильный взгляд некой прелестной девы лет восемнадцати, в багряного цвета бархатном платье и в голубом платке, схваченном на лбу чеканным золотым обручем. Похоже было, что именно взгляд этой девицы раздосадовал юношу.
— Быть может, я слишком любопытен, — осторожно заметил Ульрих, — но кто же эта девица, что смотрит на вас столь откровенно?
— Моя нареченная невеста, — усмехнулся Альберт. — Через десять дней мы должны обвенчаться!
— Мне кажется, вы так ее очаровали, что она уже сейчас готова подарить вам все… — Ульрих лукаво подмигнул племяннику.
— О, за этим дело не станет! — кивнул Альберт.
— Как же зовут вашу избранницу?
— Агнес фон Майендорф, баронесса, моей матушке доводится племянницей, а мне — соответственно кузиной.
— Ого, значит, ваша матушка решила еще больше укрепить связи между Шато-д’Орами и Майендорфами?
— Видимо, так. — Альберт немного поморщился. — Вы, вероятно, помните Фердинанда фон Майендорфа, моего дядюшку по матери? Три года назад он скончался, а вдова его, Армина, удалилась в монастырь, препоручив свою дочь моей матушке, а заодно и отдав ей опеку над имуществом дочери, до ее замужества. Чтобы не отдавать это имущество в чужие руки, моя матушка решила женить меня на Агнес…
— Стало быть, это не ваш собственный выбор?
— Противиться воле моей матушки бесполезно, — улыбнулся Альберт. — Она умеет настоять на своем!
Последняя фраза племянника прозвучала как предупреждение, возможно, даже угроза. Однако Ульрих ограничился тем, что уважительно заметил: