— А чего смеетесь-то? — проворчала Андреа. — Раз я баба, значит, мне замуж надо выходить, а не жену искать.
— Так-то оно так! — сказал один из разбойников. — Да ведь засмеют Клауса, коли он на мужике жениться будет! Содомщиком назовут!
— Почему содом-то? — возмутилась Андреа. — У меня все, как у настоящей, и титьки и прочее. И детей рожать смогу, будьте покойны!
— Да, — подтвердил Клаус. — Это у ней все есть, я видал…
— А ты, друг, не попробовал ли уже, а? — подмигнул разбойник.
— Нет, — решительно заявила Андреа, — не пробовал он. Я до свадьбы ни за что не согласилась! А силой взять, неуклюж он больно!
— Ой, Клаус, смотри! — погрозил разбойник пальцем. — Быть тебе женой битому!
— Да ладно лясы точить! — вмешался другой разбойник. — Поехали в Шато-д’Ор! Пускай в ноги мессиру Ульриху падают да просят разрешения!
— Э, брат, — остановил первый разбойник своего решительного друга, — тут еще обмозговать надо. Ведь ты, парень-девка, кто? Шато-д’Оров дворовый мужик или баба, это уж тут все равно. А по закону, кто на рабе женится, тот сам рабом будет, во как! Стало быть, ты волю свою теряешь, братишка!
— Ради нее я на все согласный — сказал Клаус, — хоть в рабство, хоть на плаху, так вот…
— Поехали! — заорали разбойники, приветствуя такое решение вопроса.
— Поехали? — удивился Клаус. — Вы что, на лошадях, что ли? Так мне не усидеть, вот что…
— Носилки устроим, — заявили разбойники. — Кони-то за рекой у нас. Через болото на носилках перенесем, через реку — на лодке, а там на конные носилки уложим… Увезем вас, болезные…
…В ту самую минуту, когда Марта и ее караван въехали в Шато-д’Ор, Клаус и Андреа уже третий час как мирно почивали в комнате Андреа. К их чести следует заметить, что они не нарушили целомудрия и провели ночь на разных кроватях…
ЕЩЕ ОДНА ПОБЕДА УЛЬРИХА ДЕ ШАТО-Д’ОРА
Ульрих де Шато-д’Ор возвращался из Визенфурта. Когда на лугах под Мариендорфом и на просеке близ Шато-д’Ора были разбиты войска герцога и маркграфа, рыцари союзных войск погнали остатки вражеской силы по дороге от Шато-д’Ора до самого Лугового брода. К ночи все было кончено. Визенфурт не открыл своих ворот бегущим воинам герцога, и им пришлось под градом стрел и камней уходить на свой берег. Множество их утонуло в реке… На том берегу герцогские вояки не задерживались: победители преследовали их и на чужой территории. Правда, ночью Ульрих еще не чувствовал себя в полной безопасности, так как по лесам рассеялись мелкие отряды врага. Поэтому на дорогах пришлось выставлять сильные посты, а в лесах остатки вражеского войска добивали разбойнички Вальдбурга…
…Солнце уже было в зените, когда Ульрих с эскортом воинов проехал поле битвы под Мариендорфом. Откровенно говоря, Ульрих был несколько озадачен… Преследуя врага, он, разумеется, не разглядывал трупы, а вот теперь, когда он подъезжал к полю, его почему-то стали раздражать тела убитых, валявшиеся у дороги. Дух тления был отвратителен. Тем более что стояла жара. «Чумы нам только не хватало! — подумал Ульрих. — Нарубили на свою голову!» У въезда на поле битвы трупы лежали так густо, что коням иной раз некуда было поставить копыто.
— Ну и вонища! — сказал кто-то из латников.
Похоронными работами на поле занимались согнанные с окрестных деревень мужики с заступами. Поближе к лесу рыли могилу для простого люда, куда валили кучей тела латников, пращников, копейщиков, лучников — всех без разбора, и своих, и чужих. Рыцарей хоронили отдельно. Кое за кем уже подошли подводы, и вопли и стенания плачущих оглашали поле. Это место Ульрих с удовольствием проехал бы, заткнув уши, но на нем был шлем, и вопли гулко отдавались в его голове… «Господи, — подумал он, — отчего же мне так тошно? Ведь все вышло так, как я хотел… Вчера я отомстил всем. Правда, маркграф предпочел добровольную гибель. Он знал, что, попади он в плен, я заставил бы его сразиться со мной… Ну не плакать же мне из-за этого? Уже на сто миль в округе известно, как я побил вдвое сильнейшего врага… Я государь в своем графстве. Теперь я еду по своей земле. Это мои мужики. Это мое поле, мой лес, моя деревня. Рядом со мной едет мой сын. Он жив и здоров. Сегодня же я объявлю его своим наследником. Чуть дальше во главе отряда едет… черт его знает, как сказать… но все-таки дочь… Так почему же я чувствую себя как побитая собака?»
В подобных раздумьях Ульрих подъехал к тому месту, где начиналась битва. Тут все еще стояли сколоченные из бревен щиты, за которыми укрылись от конницы его лучники. Бревна, которые его воины набросали под ноги вражеским коням, уже убрали, как и тела людей и лошадей. Видимо, мужики начинали здесь работы еще с вечера, сразу после боя…