— Мне не доставляет особого удовольствия лицезреть твою задницу, — проговорил он, — ибо это низводит меня до положения палача. Однако я не могу поручить это Марко, поскольку он ниже тебя по происхождению… Холопу не пристало пороть юношу, в чьих жилах течет благородная кровь…
— Извольте начинать, мессир, — сказал Франческо, глянув через плечо. — Вы слишком редко наказываете меня и поэтому, должно быть, забыли, что то же самое говорите перед каждой поркой.
— Прошу меня простить, если я и в дальнейшем буду повторяться! — усмехнулся Ульрих. — Однако, прежде чем приступить к этой столь тягостной для меня процедуре, я должен изложить тебе, хотя бы вкратце, в чем, собственно, состоит твоя вина. Дело не в том, что ты неудачно выразился. Нет! Ты посмел подумать, что я способен на вероломство и подлость ради того, чтобы вновь заполучить отцовский замок. Ты, которого я всегда и всюду учил вести себя так, как подобает рыцарю, слуге Божьему и воину, бьющемуся за святую веру Спасителя нашего! Усомнившись во мне, ты усомнился в искренности моих слов, моих поучений, ты глубоко оскорбил меня и причинил мне боль душевную, которая в тысячу раз сильнее той боли, которую я тебе сейчас причиню. Мир Господень устроен так, что среди людей есть добрые и злые, честные и бесчестные, злодеи и мученики, великодушные и бездушные. Одними владеет Господь наш, другими — враг рода человеческого. Борьба Господа с нечистым идет в душе каждого из нас, грешных. Если Господь одолевает, то человек идет к спасению души, если же одолевает нечистый, то путь греха ведет человека на вечные муки. Господь, слово которого я пытаюсь донести до тебя, учит нас любить ближнего и видеть хорошее даже в самом греховном человеке. Дьявол не только толкает нас на грех, но пытается еще и очернить других людей в наших глазах. Слов нет, все люди в чем-то грешны, и те, чьими душами уже овладел нечистый, становятся вероломными и коварными. Но даже сталкиваясь с таковыми, нельзя опускаться до коварства и вероломства. Ты заподозрил меня в неискренности, а значит, и сам можешь быть неискренним. Поэтому молись Спасителю нашему не о смягчении своих телесных мук, а о том, чтобы он вразумил тебя и отвратил от греха.
С этими словами он размахнулся, и розга, со свистом рассекши воздух, звонко хлестнула по обнаженным ягодицам юноши.
— А! — вскрикнул Франческо. — Господи всеблагой, не оставь раба твоего Франческо!
— Один! — сказал Ульрих. — Да избавят тебя муки телесные на бренной земле от вечных мучений в мире загробном! Два!
Тело Франческо вздрогнуло. Он впился зубами в свою руку.
— Верую, Господи! Верую! — простонал юноша.
— Три! Страдай, сын мой, и помни о Христе, который так же страдал за нас! Четыре! Помни о муках, принятых им при бичевании! Пять!
— Слава Господу нашему Иисусу Христу! Да святится имя твое, да приидет царствие твое! — вопил Франческо.
— Шесть! Да изыдет мысль греховная из души твоей, и да не будет ей там места во веки веков! Семь! Восемь! Девять!
Марко сидел у костра, помешивая в котелке свое варево — сарацинское пшено с мелко нарубленной копченой зайчатиной. Порка тем временем продолжалась. Ляжки и ягодицы Франческо побагровели и распухли, а кое-где кожа лопнула, и из рассеченного тела сочилась кровь. Ульрих наконец закончил свое нравоучение, отсчитав оруженосцу двадцать пять розог.
— Довольно! — объявил он. — Марко, подай сюда медвежье сало! И тряпку какую-нибудь!
Смочив родниковой водой обрывок холста, Ульрих протер юноше иссеченное тело и смазал рубцы медвежьим жиром.
Франческо, кривясь от боли, натянул штаны, опустившись на колени, благоговейно поднял брошенную Ульрихом окровавленную розгу и поднес ее к губам.
— Мессир Ульрих, — произнес юноша торжественно, — я благодарю вас за науку и милосердие!
— Так учит нас Господь! — отозвался рыцарь, осеняя себя крестным знамением. — Да не оставит нас грешных его милость!
ЗАМОК ШАТО-Д’ОР
Замок Шато-д’Ор заканчивал первый век своего существования. Строился он более двадцати лет. Сперва на площадке, венчавшей двухсотметровую скалу, возникли частокол и земляной вал. Затем четыре года подряд несколько сот сервов[1] возводили пятнадцатиметровую остроконечную башню, с которой открывался великолепный вид на обширную территорию. Со временем были выстроены внешние и внутренние стены, угловые и воротные башни, а также хозяйственные постройки — словом, весь обычный антураж средневекового замка.
1
Сервы — в средневековой Западной Европе категория феодально зависимого крестьянства, находившаяся в наиболее приниженном социальном положении.