Вот тогда я и впервые задумался о возможной тайной причине этого представления, чуть встревожился от того, что мне предстояло сделать, но затем заключил, что мои следующие слова — лишь безобидная шутка написавшей текст богачки. Дождавшись своего черёда, я заговорил:
Потом голос подняла «принцесса» Пинна:
Следующей слово взяла худощавая Эвия, облачённая сейчас в мужской дублет и опирающаяся на деревянный посох:
Пока Эвия говорила, я вновь оглядывал гостей. Отчего-то теперь даже прежде скучавшие рыцари и молодчики в чёрном стали прислушиваться к представлению. На миг я уж испугался, что кто-нибудь из них случайно узнал меня, но затем вспомнил, что на турнирах я почти не снимаю шлем, а накидка с моим личным знаком (разъярённым трёхголовым петухом, между прочим!) сегодня уступила место небесно-голубому плащу.
Однако, если я перестал тревожиться уже через мгновение, то тот темноволосый мужчина в первом ряду почему-то с ужасом оглядывался вокруг. К сожалению или к счастью, его молящий взор не позволил мне тогда отступить от трудолюбиво заученных строк:
И как было наказано в тексте, я указал пальцем на этого богато одетого дворянина. Гости замерли, а сам он невольно задрожал, с ненавистью глядя как на меня, так и на соседей. Затем красавец вскочил и выбежал из зала, сопровождённый злорадным смехом своей спутницы, а вслед за ним заторопились и Рыцари Тюльпанов, и сидящие в другом углу молодчики в чёрном.
— Проследи, куда уйдёт эта дама: с меня потом зачтётся, — показал я на спутницу беглеца Пинне. — Я буду ждать тебя у усадьбы в доспехах.
Она коротко кивнула и направилась вслед за дамой, а я помчался в комнату позади. В зале всё ещё удивлённо переговаривались оставшиеся гости, и даже перепуганные вопли Евдо о том, что «представление закончено!», не могли усмирить их шумные пересуды.
Броня лежала там же, где я её оставил, — среди тюков с вещами Пинны. Наспех застегнув поножи с наручами и прикрепив к ним укреплённые латными пластинами ботинки и рукавицы, я стянул плащ с цветами Кирана со своей кирасы и повесил на его место накидку с личным знаком. Мой меч занял полагающееся ему место в ножнах, а лёгкий стальной щит был закреплён на левой руке. Наконец за ними последовал закрытый шлем без плюмажа, и теперь только узкое забрало давало мне обзор на пёстрые одежды моей подруги.
Именно таким я и вышел на обыкновенный для летнего Мэлора прохладный и наполненный цветочными ароматами вечерний воздух. Гости уже успели разойтись, и на главной улице Бреми остались лишь стоящие вдоль дороги кипарисы и украшенные девичьим виноградом стены поместий. Долго Пинну мне ожидать не пришлось (хоть и столь прекрасное место прямо-таки располагало к ожиданию), а её слова лишь укрепили мою решимость.
— Она зашла в двухэтажный белый дом, что у поместья в конце улицы, — чуть тревожно прошептала Пинна. — Затем оттуда вышли несколько бродяг при оружии, так что будь осторожен: сам знаешь, как мы все за тебя переживаем.
— Уж за это не волнуйся, — как следовало бы любому рыцарю, успокоил я её. — Я не собираюсь умирать, пока не отплачу вам за все блага.