Ондатра!
Кори не мог сказать, откуда он узнал хозяина норы, но он знал это. Однако жилище в глинистом берегу никто не занимал, и это было неслучайно. Губы его сжались, обнажая зубы-резцы, когда он стал прослеживать запахи, которые рассказали ему о произошедшем. Смерть., и что-то ещё…
НОРКА!
Мальчик крепко обхватил своей бобровой лапой древко копья.
Норка и опасность… но не сейчас… Военный отряд, совершивший налёт сюда, давно ушёл… По меньшей мере миновало два солнца, может быть, три раза наступала темнота. Не осознавая, как или почему, мысли Кори начали следовать по другому пути. А потом как будто открылась дверь — или, возможно, лучше сказать, перевернулась обложка какой-то книги, которую он мог читать, хотя и немного, однако этого было достаточно, чтобы предупредить его.
Воины-норки, совершающие налёт вверх по реке. И разведчик-бобр — то есть он — ушедший на разведку в низовья. Но не для военного отряда — нет, чтобы найти место для новой деревни, потому что землетрясение на дальних холмах открыло тропу в земле, поглотившую пруд, на берегах которого долгое время пребывали их норы.
Норки… с одной норкой он, Кори-Жёлтая Ракушка, мог бы справиться… мог бы приобрести воинскую славу, при этом, возможно, даже не подвергая себя какой-либо опасности. Но целый военный отряд… это принуждало его идти мягко и избегать контактов. А он болтался здесь на открытой местности, плавал, как одно из этих созданий с плавниками, которому нет нужды бояться кого-либо, кроме длинноногих пеших.
Он высоко высунул из воды голову, прячась в тени зарослей, которые тянулись по берегу далеко вперёд от норы ондатры. Некоторые из этих веточек были сломаны когтями норок — их запах ещё заполнял весь воздух. Даже сильный мускусный запах настоящего хозяина этой норы до конца не подавлял его. Теперь Жёлтая Ракушка прислушивался, и далёкое карканье заставило его напрячься и совсем притихнуть.
Меняющийся! Или скорее один из его разведчиков-воронов. Бобр замер, лишь подёргивались усики, пока он не расслышал второй зов, вдали от реки, на севере. Когда он снова опустился под воду, к нему вернулось умение Жёлтой Ракушки, а не неуклюжесть Кори. Однако удивление Кори, его страх, его нужда в знании по-прежнему оставались, разделяя воспоминания бобра.
Жёлтая Ракушка пробирался вдоль берега реки, используя любое прикрытие. Ещё дважды он замечал запах норок. А потом несколько раз мелькнул более радующий его и дружественный — запах выдры. Вдоль берега проходил скользкий грязный канал, именно оттуда и доносился этот запах выдры, однако дальше вновь волной накатил сильный дух норки, словно враг некоторое время обыскивал всю эту глинистую поверхность.
Коснувшись грязи на краю воды, Жёлтая Ракушка высунул нос из воды и попал прямо в разорванное ожерелье из ракушек. Нитку бус покрывала кровь. Значит, здесь норки совершили удачное нападение, убили или захватили какого-то пленника. Он выбрался на берег и отправился на разведку.
Одна выдра, решил он. Наверное, молодая. А норки лежали здесь в канале в засаде. Они натёрлись шалфеем, чтобы скрыть свой запах. Наконец он обнаружил стёртые отметины схватки, ещё два пятна крови, и проследовал по этому следу обратно к воде. Значит, они захватили пленника.
И снова Жёлтая Ракушка зарычал про себя. Подлые норки! Он мощным ударом воткнул древко своего копья в мягкую землю берега. К этому времени выдра уже, наверное, мертва. Во всяком случае, так было бы для неё лучше. Норки славятся своим обращением с пленниками.
Бобры так не поступают. Только норки были врагом для всего живого в реке, а бобры и выдры в ещё давние-давние времена раскурили трубку мира в норе, которую они вырыли вместе, и заключили мир, который до сих пор поддерживается между их племенами. Они не угрожают друг другу, хотя и те, и те — водный народ; бобрам нравятся корни и кора, а выдры охотятся и поедают мясо. И иногда случается так, что они вместе становятся лагерем, подносят друг другу дары и танцуют, распевая песни.
Кори шевельнулся. Как он мог знать это — что вот так пахнет выдра, а иначе — норка? И эти воспоминания о том, что, похоже, случалось с Жёлтой Ракушкой до того, как он стал Кори, а может, это Кори стал им? Это самый странный сон…
Мальчик повертел в своих лапах копьё. Возможно, если он обратно поднимется вверх по реке, вернётся прямо туда, где пылал костёр… возможно, он проснётся в своём мире, перестанет быть Жёлтой Ракушкой, снова станет Кори Олдером.
Но тут над головой промчалась какая-то тень, бросив тёмное пятно сначала на берег, а потом на воду. Снова, уже в третий раз, холод страха охватил Кори. Мальчик вздёрнул вверх голову, он никогда не думал, что она может изогнуться под таким углом на плечах бобра. Огромная птица… чёрная… летящая вдоль берега… ворона!
И вместе с узнаванием его страх усилился. Он больше не был бобром Жёлтой Ракушкой со звериными чувствами обоняния, слуха, зрения. Он был мальчиком в каком-то незнакомом теле и пугающем до безумия мире.
И он оставался Кори как раз достаточно времени, чтобы выдать себя.
Непонятно откуда — ибо он всё ещё следил за вороной, летавшей кругами над рекой, — упала верёвка из сплетённых полосок кожи. Она захлестнулась петлёй вокруг его шеи, мгновенно крепко затянулась, прижав его передние лапы к телу, и потащила обратно из воды, куда он уже инстинктивно бросился. Сила рывка вывела его из равновесия, так что Кори упал на спину, его потащило по земле, и он скользил по глине канала выдры вверх. Так, на спине, его и вытянули из безопасной воды.
А наверху, прежде чем он смог подняться на ноги или же использовать своё страшное оружие зубов бобра и мощь хвоста, его ударили по голове, и во взорвавшейся боли от этого удара исчезли как солнце, так и день.
Вновь Кори очнулся с ощущением явного замешательства. Голова ныла от боли, одну щеку покрывала какая-то клейкая масса, которую ему удалось обследовать языком, и одного прикосновения ему вполне хватило, чтобы понять, что это кровь. Передние лапы были крепко притянуты к бокам верёвкой, а на хвост накинули петлю, другой конец которой обхватывал его шею, так что попытайся он использовать свой хвост как оружие, то любое движение только ещё больше запутало бы его.
Он лежал на боку под каким-то кустарником, и всё вокруг так и разило норками. Кроме того, не слишком далеко свернулась клубком какая-то норка во плоти, передние лапы и плечо которой закрывал пластырь из грязи и листьев. Этот воин смотрел в сторону от Кори. Его шею тоже обхватывали несколько ремешков бус, теперь сдвинутых к одной стороне пластырем на его ранах, и на них висели ряды зубов, среди которых — Жёлтая Ракушка в гневном щелчке резко свёл свои передние резцы вместе — были и несколько бобровых.
Воин-норка оставался в одном положении, и было ясно, что рана причиняет ему сильные мучения. Время от времени он слегка поворачивал голову и осторожно дотрагивался до края пластыря, словно этот жест давал ему какое-то облегчение от страданий.
Около раненого стражника Жёлтая Ракушка насчитал по меньшей мере пять военных сумок, три их них были сделаны из черепашьих панцирей. Это говорило, что он в руках опытного и коварного врага: насчитывающие черепах среди своих убитых врагов считались лучшими в своём племени. Кори попытался проверить силу верёвок, стягивавших его. Они были сплетены из кожаных полосок, обвитые тесьмой без каких-либо разрывов. Теперь его судьба зависела от удачи и того очень важного момента, насколько далеко они находятся от селенья норок: было очевидно, что раз его сразу не убили, то сохранили жизнь лишь для какой-то не обещающей ничего хорошего цели в дальнейшем.
Должно быть, сообщила Кори память бобра, сейчас близится вечер. А ночь — время норок, точно так же, как обычно и для бобров. Если они отправятся дальше по воде в темноте, то, возможно, его пленители освободят его, чтобы он мог плыть, и это даст ему шанс…
Однако удача обошла его стороной. Вдруг раненый воин приподнял дубинку, к которой был привязан узелок с камнями; несколько выступов на нём покрывали мерзкого вида пятна. Наверное, именно таким оружием и был повергнут в беспамятство Жёлтая Ракушка. Нагнувшись, воин-норка прислушался.