«Да, норки. Если они действительно прислушиваются к словам ворон и тех, кто служит им разведчиком в небе, тогда мы оба должны держать ухо востро на тропе войны. Когда мы в воде, нам нет нужды привязывать траву к своим стопам, чтобы уничтожать следы за собой, но ведь и они также живут в воде, и они узнают о нас», — он оглянулся вокруг места, где они поели, и Жёлтая Ракушка понял, насколько глупо было утолять здесь голод.
Только очень глупая норка не заметит эту объеденную иву, перевёрнутые камни и не поймёт, что бобр и выдра останавливались здесь для отдыха и еды.
Выдра сделал знак:
«Да, мы вели себя здесь как необученные младенцы, мой Брат. Будем надеяться, что это не накличет на нас беду».
Сначала Жёлтая Ракушка подумал, что какие-то из этих следов можно скрыть. Но уже через несколько секунд изучения он понял, что это невозможно. Всё, что они могли сделать сейчас, — это как можно больше увеличить расстояние между собой и этим местом.
Его сильное тело бобра уже почти пришло в себя после грубого обращения с ним норок, хотя головная боль всё ещё не до конца прошла; вытянув лапу, он коснулся мягкой опухоли на черепе в том месте, где его поразила дубинка воина-норки. Но ют разведчик-выдра был в худшем состоянии. И несмотря на мужественные попытки Сломанного Когтя плыть вперёд самостоятельно, он в конце концов отстал. Когда Жёлтая Ракушка понял это и повернул назад, он обнаружил выдру, уносимую течением, едва-едва удерживавшуюся слабым когтем за скалу в реке.
«Держи», — Жёлтая Ракушка взял здоровую лапу спутника и петлёй набросил её себе на шею вокруг плеч. Выдра, похоже, снова уже терял сознание от усталости. Он лишь следил за тем, что делал бобр, но ничего не сказал, когда тот делал эти приготовления, чтобы тащить его.
Протянув переднюю лапу, чтобы удерживать голову выдры так, чтобы они могли смотреть друг на друга, Жёлтая Ракушка медленно просигналил:
«Где… находится… нора… твоего… вождя?» Самец-выдра моргнул. А потом шевельнул в коротком ответе своей раненой лапой:
«Ручей… впадает… в реку… большой камень… помеченная краской скала… следом за ручьём».
«Как далеко?» — спросил затем Жёлтая Ракушка. Однако глаза Сломанного Когтя были уже закрыты, а голова лежала, обмякнув, на лапе, которую бобр использовал в качестве буксира.
Вот так, таща на себе выдру, Жёлтая Ракушка и отправился вперёд, держась берега и по-прежнему стараясь использовать любое защитное укрытие, которое мог найти, чтобы не быть замеченным с неба. Он обнаружил, что плывя вместе со Сломанным Когтем, который был для него только беспомощной обузой, он довольно быстро утомлялся, отчего ему приходилось всё чаще и чаще останавливаться на отдых и вытаскивать выдру из ручья под какой-нибудь выступ, чтобы отдышаться. Дважды он сжимался в комок, когда тень крыльев падала на воду. В первый раз он не понял, кто это был: какая-то ворона или охотящийся ястреб. Однако во второй раз он точно заметил чёрные перья, он в этом не сомневался.
Долгое время после этого бобр просидел, скорчившись над выдрой в укрытии под выступом берега, не уверенный, что же делать. Если их увидел этот летун тьмы, значит, совсем скоро норки узнают, где они находятся. Но в другом случае, стоит им отправиться дальше по воде, ворона могла затаиться на каком-нибудь дереве и высматривать их продвижение.
Однако норки не показывались, и бобр предположил, что просто тратит драгоценное время, просиживая в этом укрытии. Жёлтая Ракушка снова рискнул отправиться дальше, по-прежнему таща за собой Сломанного Когтя. Однако во время следующего отдыха выдра поднялся и, похоже, уже лучше мог понять, что они делают. Он согласился, что ещё слишком слаб, чтобы отказываться от помощи Жёлтой Ракушки. Впрочем, он настоял, чтобы бобр помог ему подняться на берег между двумя скалами.
С того места он долго и внимательно изучал реку. Жёлтая Ракушка делал то же самое, однако он не увидел ничего, кроме насекомых и птиц — включая двух длинноногих охотников на рыбу и лягушек. И ни одной птицы с чёрный крыльями. А потом пониже их, немного впереди, разошлась трава, прошествовал рысцой олень и опустил голову вниз, чтобы напеться.
Сломанный Коготь стиснул плечо бобра, чтобы привлечь внимание Жёлтой Ракушки. Своей здоровой лапой выдра указал вверх по ручью и на противоположный берег.
Бобр узнал то, что, наверное, и было знаками местности, о которых ему говорил Сломанный Коготь. Однако чтобы добраться туда, им придётся пересечь открытое пространство реки, которое полностью просматривалось с неба. И на противоположном берегу он не увидел ни кустарника, ни какого-либо уступа, где можно будет спрятаться.
Услышав карканье, оба животных вжались между скалами, используя их как укрытие. Вороны — две — летали кругами над рекой. Одна из длинноногих болотных птиц отозвалась в ответ, бросая вызов, возражая против подобного рода вторжения на свою территорию. Но, похоже, вороны обратили на неё не много внимания.
А потом болотная птица поднялась в небо, и Жёлтая Ракушка безошибочно определил намерение, с каким большая птица взлетела: очистить свой охотничий участок от непрошенных гостей. Вороны улетели на юг, и болотная птица махала крыльями, преследуя их. Однако не могли ли соглядатаи за то время, что парили над рекой, заметить их двоих среди скат? Ответа на этот вопрос не было, никакого ответа, кроме как снова со всей возможной скоростью убраться подальше от этого места, прежде чем вороны сообщат о них, если им удастся ускользнуть от болотной птицы и вернуться.
Несущие трубку
Воспользовавшись тем, что вороны улетели, они тут же пересекли реку и обошли подножие скалы, которая разделяла устье второго ручья. Жёлтая Ракушка остановился в удивлении, бросив взгляд на эту каменную колонну: намного выше того уровня, до которого он мог бы дотянуться, даже если он станет во весь рост, находилась глубокая вмятина в форме отметины какой-то лапы. Это не был, как он заметил после более внимательного изучения, след бобра, выдры или норки. Но всё же это был ясный след какого-то животного, оставшийся впечатанным в эту скалу, словно в мягкую землю.
По всей скале попадались следы древней краски, некоторые из них были нанесены в саму эту вмятину, показывая, что это символ действительно могущественной магии; должно быть, когда-то этот знак указывал на границу территории.
«Лапа…» — бобр плыл, стараясь догнать Сломанного Когтя, который сам всей душой стремился к месту их цели.
«Знак Великого Бога, Речного Духа, — ответил Сломанный Коготь. — Это великое волшебство. Если бы он был выдрой или бобром, то тогда норки не смогли бы пройти мимо него. Однако это знак для всех водных обитателей, и потому нам сейчас не поможет».
Ручей, который позади них разделялся в месте, где находилась эта колонна, оказался именно таким, какой и сам Жёлтая Ракушка выбрал бы, если бы искал убежище, чтобы избежать наблюдения за ними.
Потому что вскоре ручей превратился в узкую полоску воды, сплошь заросшую по берегам кустарником и ивами. И кроме того, было очевидно, что это была территория выдр. Они проходили мимо камней с отметинами выдр, не впечатанными в скалы, конечно же, как это сделал речной дух, но оставленными в рисунках из разноцветной глины повыше уровня воды. Отметины были сделаны не его племенем, и Жёлтая Ракушка не мог прочитать их. Но дважды Сломанный Коготь останавливался радом с некоторыми, которые казались посвежее остальных и во второй раз он просигналил:
«Многие возвращаются к племени. Возникла опасность… они уже, возможно, знают об этом».
Снова его дух желал больше, чем могло тело. И несмотря на то, что он, похоже, оказался достаточно силён, чтобы самостоятельно войти в ручей и плыть в нём против течения некоторое время без всякой помощи, вскоре он опять начал отставать и в конце концов зацепился за проходивший под водой корень дерева, и Жёлтая Ракушка снова стал помогать меньшему собрату.
Ручей привёл их к болоту, где росла высокая болотная трава и поблескивало множество водоёмов. Некоторые из них вдалеке покрывала пена по краям, оттуда весьма скверно воняло. Но в самом ручье вода была чистой, и Жёлтая Ракушка почувствовал себя в относительной безопасности — впервые с тех пор, как был захвачен в плен военным отрядом норок. А потом самец-выдра подтолкнул его, и бобр остановился там, где ручей расширялся в водоём, полузапруженный упавшим деревом и бревном, приткнувшимся к нему.