– Нет. Вскоре Материнг, станция в Верхней провинции. Там нас будут ждать. Килсит раньше, до правления госпожи, был охотничьим домом. Но те, кто из Рощи, не убивают, они хранят жизнь. Поэтому в Килсите больше не охотятся, там живут те, кто защищает жизнь леса Ворст, а не уменьшает его силы. Теперь… – Она поджала губы, и между глазами у нее появилась небольшая морщинка. – Слушай внимательно, человек, который не Каскар. В Килсите ты не можешь играть роль слуги, потому что те, кто там живет, быстро поймут, что ты не из их числа. Поэтому моя леди подумала и изобрела для тебя другую роль. Но ты должен хорошо понять, чтобы играть ее правильно. Теперь ты Арлут и прибыл из Толкарна – это за морем.
– В Толкарне живут по старым обычаям, и один Дом смертельно враждует с другим. Это дикая страна, и там легко льется кровь. Ты, Арлут, родич моей госпожи, но несколько поколений отделяют тебя от ее Дома. И ты единственный живой наследник, твоя жизнь должна быть сохранена, иначе умрет твой Дом и больше не будет мужчины, который смог бы стоять перед очагом Дома в Высокие Дни. Тебя преследует кровная месть, и потому с разрешения госпожи ты скрываешься здесь. Понятно?
Сон становится все более диким и нелепым, подумал Рамсей. Но сказанное Гришильдой понять легко.
– Да. Я Арлут и скрываюсь здесь, потому что враги поклялись убить меня.
– Ты будешь жить в Килсите, – продолжала Гришильда, – и у наших людей появятся причины опасаться тех, кто может тебя искать. Любого пришельца сочтут твоим кровным недругом из Толкарна или наемным убийцей. Поэтому если в Уладе заподозрят что-то и отправятся за нами, нам об этом станет известно. У тебя будет хороший предлог держаться незаметно и за закрытыми дверьми – в Красных Королевских покоях, в них ведет только одна дверь, так как у Гурона Красного были причины самому опасаться убийц. А когда приедет госпожа, она расскажет нам, что узнала.
План выглядел убедительным и логичным, если что-нибудь в этом захватившем его лабиринте может быть так названо. Он будет незаметно жить в Килсите, под охраной людей, которые считают, что за ним охотятся наемные убийцы, и ждать хоть какого-то объяснения.
Какую тайну поведала старая императрица Текле? Как она может объяснить то, что произошло с неким Рамсеем Кимблом? Он привык считать, что обладает живым воображением, но никакое объяснение ему не приходило в голову. Ничего не остается, кроме как плыть по течению, пока он не уцепится за какой-нибудь факт.
Когда они вышли из пулеобразного вагона, уже наступило утро. Рамсей не видел ничего, что объясняло бы движение поезда. И эти похожие на бусы капсулы движутся не по рельсам, а скользят по канавке в земле, она заняла место привычных рельсов его мира.
Вблизи виднелись крыши города. У платформы, на которую они сошли, стоит небольшой фургон с впряженными… Рамсей присмотрелся внимательней. Не лошади, а большие вапити или лоси его собственного мира! Два рядом, а третий впереди – коренник. На высоком сиденье человек с вожжами в руках; животные фыркают и мотают рогатыми головами; им не нравится близость поезда. Но поезд уже начал отходить.
Рамсей поднял сундучок за веревочную ручку и пошел за Гришильдой, которая направилась к запряженному лосями фургону. Он помог ей подняться на обитое кожей сиденье, а сам сел напротив. Кучер, видя, что они сели, дернул вожжи, и лоси быстро пошли.
Они не свернули к городу, а двинулись параллельно канавке поезда по немощеной дороге. Впереди справа Рамсей видел темную линию – это, несомненно, лес; по сторонам дороги огражденные поля, на них созревающий урожай.
Линия поезда ушла в сторону. Теперь слева местность, заросшая кустарником, кое-где отдельные деревья возвещают близость леса. Лоси пошли ровной рысью, а у фургона, по-видимому, совсем не было рессор. Пассажиров бросало взад и вперед на сиденьях, пришлось крепко схватиться за края скамьи и держаться, предупреждая толчки и прыжки.
Сама дорога становилась все уже и скоро превратилась просто в старую колею. Поля остались позади, и фургон теперь двигался по опушке леса.
Тут пришлось пробираться через груды опавшей листвы, пахло растительностью. Рамсею показалось, что он различает запах сосны, и он был уверен, что видел клены, дубы и березы. Вапити, везущие фургон, были крупнее и тяжелее тех, что он видел в своем мире, но деревья и вообще растительность кажутся похожими. Все это он не мог извлечь из своего воображения, как бы ни управляло им так называемое подсознание, производя этот сон.
Они ушли от солнца и погрузились в зеленоватую полумглу. Вначале Рамсей был рад, что стало не так жарко. Но потом ощутил какое-то угнетение, какой-то упадок духа, словно лес отвергает его. Кричали птицы, он видел, как они летают меж деревьев. Белка раздраженно трещала на ветке. Но есть здесь еще что-то… что-то древнее, грозное…
Рамсей покачал головой, чтобы успокоить свое воображение. С того времени как они покинули станцию, он не обменялся с Гришильдой ни одним словом. В сущности почти перестал замечать ее присутствие, борясь с усиливающейся тревогой.
Дорога свернула вправо, они еще больше углубились в лес, и Рамсею все меньше и меньше нравился зеленый сумрак. Он не часто жил в дикой местности, только когда работал на лесозаготовках и несколько раз бывал в походах в ухоженных национальных парках. И никогда не чувствовал, что за ним наблюдают, следят…
Неожиданно он заметил монолит, столб из красного камня, торчащий среди зелени как копье. Он не может быть капризом природы. Повернувшись, чтобы задать Гришильде вопрос, он увидел, как она подняла руку к груди, сжала в кулак, направив на камень указательный палец и мизинец. И произнесла несколько слов, которые он не расслышал.
– Что это?
Она сильнее нахмурилась.
– Один из Древних… там сзади… скрыт… одно из мест Силы. Мы туда не ходим. И не говорим об этом.
И она бросила на него предупреждающий взгляд.
Он послушно сдержал язык. Если он Арлут, ему следует придерживаться местных обычаев. И подумал, долго ли им еще пробираться этой дикой местностью. Рука у него болела от усилий удержаться на месте, он устал…
Но путешествие казалось бесконечным. Один или два раза фургон останавливался, давая возможность передохнуть животным. Но кучер ни разу не заговаривал с пассажирами, и Гришильда тоже молчала. Рамсей опасался говорить, плохое владение языком могло выдать его кучеру.
Наконец в зеленой стене показался просвет. Вапити вырвались на освещенное солнцем пространство и заревели, радостно предвкушая конец пути.
Три четверти поляны занимало низкое здание и окружающие пристройки. Стены из того же красного камня, что и столб в лесу, но это жилой дом с узкими, забранными решетками окнами и простой дверью на больших петлях и с запором. Крыша черепичная, и черепица у карниза поросла зеленым мхом.
Фургон остановился перед дверью, которая открылась, прежде чем они успели выйти. На пороге стояла женщина. Рукава платья у нее были закатаны, пояс подхватывал юбку, словно женщина отрвалась от какой-то работы. Тело у нее было плотное, короткое, лицо широкое, с приплюснутым носом, настолько не похожее на лицо Теклы, словно она принадлежит к другой расе, хотя кожа того же коричневого цвета. Волосы черные, но не короткие, как у Теклы и Гришильды. Они заплетены в косу, а коса обернута вокруг головы и заколота несколькими медными булавками с головками из того же металла.
Женщина низко поклонилась Гришильде, потом неуверенно взглянула на Рамсея. Гришильда произнесла несколько фраз, которых Рамсей не понял, и женщина отвесила и ему почтительный поклон.
– Это Эмека, жена главного лесничего и хранителя дома. Она из Заговы и плохо владеет нашим языком. Я сказала ей, что ты дальний родственник госпожи. Позже я подробней расскажу ей историю, которую придумала госпожа.
Они вошли в длинную комнату с зияющим против двери огромным очагом. Внутри все было в тени, потому что узкие окна пропускали очень мало света. Пол каменный, каменные стены увешаны коврами грубой работы с рисунками и гербами, которые Рамсей не узнал.