Сквозь открытое окно было хорошо слышно всех лесных птиц: одни ухали, другие кряхтели, третьи нежно насвистывали.
«Птицы, — размышлял Генри, — вы счастливы от того, что не знаете, что вы птицы, потому что вы не изменяете своей природе и делаете все, как велел вам Бог. Из всех живых существ только человек может выбирать и далее жить в соответствии со своим выбором. Чаще всего человек выбирает зло, а потом до смертного часа мучается от несоответствия божественного замысла и своего выбора. Вот начинается турнир, который может продолжаться от нескольких дней до недели. В нем принимают участие сотни рыцарей, начиная с самых знаменитых и заканчивая всякой беднотой. Они прибывают в течение нескольких недель. Они приезжают отовсюду из самых дальних уголков страны и даже из-за моря, привозят с собой оруженосцев и целые армии слуг. Каждый день рыцари либо бьются, либо наблюдают за битвой. А еще они играют, пляшут и пьют очень много вина. Дамы наблюдают за сражениями и счастливы, когда рыцаря сбрасывают с коня, проколов его насквозь копьём. Из воина хлещет кровь, а они хлопают в ладоши и лезут друг на дружку, чтобы лучше видеть как умирает человек. Лица, облеченные высшей светской и духовной властью тоже в восторге от дуэлей; еще больший восторг у них вызывает свалка, и вместо того, чтобы запретить бои, они, наоборот, всячески поощряют их, ибо считают, что все делается ради них, по их воле, то есть они равны Создателю, они — вершители судеб и двигатели истории. Джон Таллис, мой учитель, говорят, перед смертью попросил, чтобы его полуживого отнесли посмотреть на турнир. Всякий раз, когда кого-нибудь убивали или ранили, лицо его озаряла счастливая улыбка, а после турнира он напрочь отказался беседовать со священником и умер вместо креста, обхватив пальцами рукоять кинжала. И все восхищались, и все говорили: вот так должен уходить из жизни настоящий рыцарь».
Светало. Генри от нахлынувших мыслей забылся и собственная печальная участь его нисколько не волновала.
На ум пришло воспоминание из детства, как он всерьез оплакивал смерть короля Артура и сэра Ланселота, всерьез верил, что когда-нибудь странствуя, он обнаружит священный камень и сможет достать из него Экскалибур. Вспомнил, как они с Алисией бегали по тайной тропе к лесному озеру и часами дожидались Озерной Девы. «О, — сердце Генри разрывалось от боли, — не может быть, чтобы прекрасная Алисия заточила себя в монастырь». Но Алисия уже год как жила там, ибо по-другому пережить позор после отказа Генри вступить с ней в брак, она не могла. Страшное бесчестие потребовало страшного решения, и отныне чудесная девушка до конца своих дней будет ходить в черной одежде и питаться лишь хлебом и водой. «Впрочем, — Генри Маршал после духовного пробуждения на многие вещи стал смотреть иначе, — человеческая жизнь суть разговор с Богом через поступки. Чем мужественнее поступки, тем более близкое общение. Отказ от мира означает максимально возможное на этом свете приближение к Богу, так стоит ли страдать, что Алисия Шелтон вместо невесты человеческой стала Христовой невестой? Если бы не Генри Маршал, то она запросто могла бы погрязнуть в суете и до старости пребывать в ней. Теперь же девушка познает истинную ценность вещей, и старение, смерть утратят над ней свою силу. «Да, — заключил Генри, — все, что сейчас происходит одновременно прекрасно, трагично и непостижимо. Мне нравятся новые мысли, которые, я верю, приведут меня к новой жизни. Что есть разжалование из рыцарей как не освобождение от старого ветхого платья? Пусть случится то, что должно; мне не больно, мне не страшно, мне, — рыцарь прислушался к себе, чтобы одним словом описать свое состояние, — мне хорошо!» Произнеся слово «хорошо», Генри Маршал осенил себя крестным знаменьем, выпил бокал вина и лег в постель. Спать оставалось час-два — достаточно, чтобы освежиться и придти на казнь (разжалование из рыцарей — несомненно изощренная форма казни) бодрым, полным сил и с новым чувством победителя. Да, Генри чувствовал, что одерживает верх над самым злейшим врагом — над самим собой, каким он был в прошлом. Люди теперь при всем желании не смогли бы причинить ему зла, ибо всё происходящее происходило по воле Бога и уже потому было хорошо.
Всего собралось тридцать рыцарей, которые от имени короля призвали на суд Генри Маршала. Рыцарей созвал главный королевский герольдмейстер. Он же объяснил им суть дела. Рыцари долго совещались и решили, что преступник, так они называли Генри, заслуживает разжалования, но по милости Бога, короля и по их волеизъявлению останется жив, ибо его преступление, по счастью, больше умозрительное, чем фактическое. Ещё мелькнуло, а потом крепко установилось слово «безумие» и «безумный». Рыцари сочли своего собрата повредившимся в уме, поэтому более достойного сожаления, нежели наказания. Однако, оставаясь в звании рыцаря, он мог смутить пажей, оруженосцев, воинов, народ. Следовало его лишить этого звания, лишить титулов, земель и отпустить с миром. Отшельником или пилигримом он большого вреда не нанесет — кто же будет слушать изгоя, у которого нет другого оружия, кроме слова?