Родители тревожились: Милдрэд, нелюдимая и замкнутая, просто таяла на глазах. Вот тогда-то леди Гита и намекнула мужу, что, похоже, их девочка в кого-то безнадежно влюблена. Эдгар сначала лишь посмеялся: кто мог не ответить на чувство столь красивой, богатой и обаятельной девушки, как Милдрэд Гронвудская? Однако позже, перед самым отъездом в Лондон, барон все же попробовал поговорить со своей девочкой. Сказал, что они очень любят свое единственное дитя, желают ей счастья и хотят, чтобы она познала такую же радость в супружестве, как и ее родители. И если Эдмунд Этелинг при его несомненных достоинствах ей не по душе, если она имеет на примете иного достойного рыцаря, то они готовы выслушать ее.
— Я никогда не забуду тот ее взгляд, — шептал жене Эдгар, едва различая во мраке лицо Гиты. — Словно Милдрэд услышала что-то невозможное, что-то немыслимое, что ей горько и стыдно слышать. И твердо ответила, что поедет в Лондон и готова обвенчаться с Эдмундом Этелингом. Сказала, что это дело ее чести, ее долг. Но ведь она сама разыскала Эдмунда во время той своей поездки, сама заговорила с ним о браке. И, видит Бог, мне нравится этот союз. Мне по душе Этелинг!
— Но он не Артур ле Бретон, — так же тихо, но с нажимом произнесла Гита. — Ты видел этого рыцаря: он очень хорош собой, учтив, у него прекрасные манеры. Как же при его появлении сразу расцвела наша девочка! И я могу ее понять. Однако… Теперь мне ясно, отчего она так грустила и сама настояла на браке с Эдмундом. Крестоносец, рыцарь-госпитальер… Милдрэд не надеялась, что между ней и орденским братом Артуром ле Бретоном что-то возможно. Вот и надумала ему в отместку выйти за Этелинга.
Они помолчали какое-то время. Потом Эдгар почувствовал, как рука его жены шарит по вышитому покрывалу, ища его руку.
— Но ведь Гай сказал, что этот Артур собирается оставить орден Святого Иоанна и намерен жениться. Не для этого ли они прибыли к нам? Скажи, ты заметил, как они похожи? Может, Артур… сын Гая?
— Он ничего об этом не говорил, — холодно ответил Эдгар. — К тому же ты не понимаешь, Гита, насколько непросто рыцарю выйти из орденского братства.
— Но ведь и ты некогда оставил орден тамплиеров, — напомнила ему жена.
— У меня все было по-другому. Я был последним в роду Армстронгов, меня ждали почести и титул. Кроме того, меня поддержал на этой стезе сам магистр ордена. С этим же Артуром ле Бретоном не все ясно. Он скрывается точно беглец или преступник. Н-да, похоже, этот парень натворил каких-то дел или просто из самоуправства решил снять орденский плащ. За такое не похвалят. Это может принести немало проблем, грозит позором, опалой, разорением. Нет, не желал бы я такого супруга для своей дочери!
После довольно продолжительной паузы барон решительно добавил:
— Я дал Эдмунду слово. Их с Милдрэд помолвка освящена в церкви. Разорвать ее теперь, когда все о ней знают, когда уже созваны на свадебный пир гости, было бы бесчестьем для нас. Так что, кем бы ни был этот Артур ле Бретон, как бы ни смотрела на него наша Милдрэд, я не откажусь от принятого решения!
Баронесса ничего не ответила. Эдгар знал, что Гита никогда не пойдет против его воли. Она была хорошей женой, верной подругой и чудесной хозяйкой. Они вместе прожили много счастливых лет. Но даже она, заметив, как их взбалмошная дочь просияла при появлении крестоносца, готова была встать на сторону этого смазливого юнца. А парень действительно походил на Гая, да и Гай, как они с женой заметили, был очень привязан к нему. И Гай их друг. Однако и Эдмунд Этелинг за все это время проявил себя с самой лучшей стороны, даже на турнире прославился. Хотя и не так, как этот красавчик крестоносец, от которого млеют дамы. И все же Эдгар не станет ради какого-то сомнительного госпитальера разрушать уже продуманное благополучие собственной дочери. Нет.
Он произнес это вслух:
— Нет!
И тут неожиданно Гита придвинулась к нему и крепко поцеловала в губы. Эдгар не смог не ответить ей, обнял, запуская пальцы в длинные шелковистые волосы жены. Они вместе так долго, но все же не разучились находить упоительное счастье друг в друге. И Гита… такая достойная и сдержанная при всех, могла стать шаловливой и пылкой, когда они оставались одни. И такой ласковой, такой… бесстыдной! О, он обожал ее бесстыдство!..