– Не успели мы от берега отойти, как поднялось сильное волнение. В трюме открылась течь, вот капитан и зашел в Бейрут. Ну я, пока они там чинились, по старой памяти заглянул к старому приятелю шателену. Он-то мне обо всем и рассказал. Старый Жан до сих пор в себя прийти не может – приказал всем рыцарям прибыть в замок, устроил строевой смотр, пятерых сервов за мелкие провинности лично высек до полусмерти. Говорят, что его таким злым не видели с тех самых пор, когда император Фридрих, женившись на принцессе Изабелле, низложил его друга и союзника, регента Иоанна де Бриенна. Я как узнал, что племянник Ги за вами поскакал, сразу бросился на выручку. Коня по дороге одолжил…
– Мы в Яффу собрались, там вроде этот жонглер Рембо объявился, – благодарно обняв старого приятеля, сказал Робер, – может, поедем вместе?
– Да уж нет, спасибо, – ответил гигант, – сыт я по горло этим Заморьем, домой хочу, в Гент. Вернусь, пожалуй, в Бейрут, на свою галеру.
Вскоре два отряда разъехались в разные стороны. К Ветру теперь прибавился конь де Монфора, а также его меч и доспехи, которые по рыцарскому закону перешли в собственность победившему в честном бою де Мерлану.
Как выяснилось, в Сидоне имелась не одна, а сразу две крепости – сухопутная, прикрывающая небольшую гавань, и морская, расположенная на острове в нескольких полетах стрелы от береговой черты. Разыскав постоялый двор поприличнее, путники решили провести в этом городе несколько дней, чтобы, по словам Робера, явно копирующего своего дядюшку графа де Ретель, – «дать отдых войскам и лошадям, осуществить переформирование и учинить военный совет».
В строгом соответствии с предложенным планом после переформирования, которое представляло собой избавление от опостылевших доспехов и плотного неторопливого обеда, они устроили военный совет. Знаменательное событие проходило в конюшне. В стойлах дружно хрустели овсом Ветер, Бургиньон – так Робер окрестил своего походного коня, – два мула и трофейный конь де Монфора. Друзья же, удобно устроившись на лежанках из сена, вели неторопливый разговор.
– Надоели мне эти постоялые дворы хуже горькой редьки, – жаловался оруженосцу Робер. – Может, найдем какой-нибудь домишко или пару комнат в доходном доме да и переждем там до осени? А когда войска из Европы прибудут, попадем в Иерусалим, исполним обет и двинем обратно…
– Для того чтобы это время спокойно прожить, нужно вексель вернуть, – резонно возразил Жак, – а для этого мы должны до Яффы добраться.
– Трактирщик мне сказал, что нынешний граф Яффы – родственник Жана Старого… – задумчиво покусывая длинную соломину, произнес Робер.
– С твоим языком, сир рыцарь, – ехидно заметил Жак, – мы вскоре восстановим против себя все здешние враждующие партии. Впрочем, ты у нас главный, ты и предлагай, как дальше жить…
– Будем службу искать, – уверенно заявил Робер. – Тут имеется множество крестоносных братств, которые специально организованы для того, чтобы все одиночки, что прибывают в Святую Землю с крестоносным обетом, – рыцари, бургеры, вилланы – не мыкались по стране без дела, а действовали сообща. Вот к ним и направимся. Чтобы денег раздобыть – продадим одного из мулов, ты пересядешь на монфорского коня, а с этими доспехами, – добавил он, кривясь на погнутую грудную пластину, – за сержанта вполне сойдешь. Так что мы вступим в братство как целый рыцарский отряд.
– Вижу, ты уже все продумал, монсир, – вздохнул в ответ Жак. – А где в эти братства принимают?
– Братство святого Андрея находится в Акре, но в их ряды можно вступить и в Тире, – ответил Робер, демонстрируя завидную сноровку в обустройстве дел.
«Похоже, – подумал Жак, – достославному рыцарю, несмотря на браваду, не очень хочется жить, постоянно находясь меж двух огней и безо всякой защиты».
Обсуждая все преимущества и недостатки вступления в крестоносное братство, приятели незаметно для себя переместились в обеденный зал и исключительно вследствие нестерпимой полуденной жары, слово за слово, опустошили в общей сложности пять кувшинов доброго ливанского вина.
– Эх, Жак, мыкаемся мы тут с тобой, как два бездомных пса, – полуобняв приятеля за плечо, пьяно жаловался Робер. – В Иерусалим нам не попасть, хоть тресни. Кроме Фридриха, мы теперь враги Ибелинов. До осени – как до второго пришествия, а земли мои сейчас у тамплиеров…
– Тамплиеров? – едва ворочая языком, пробормотал Жак. – Так может, в тамплиеры вступим?
– Не-е-ет! – Робер начал мотать у него перед носом указательным пальцем, едва не валясь со скамьи. – Только не к этим! Солдаты они хорошие, но ведь за вступление в орден потребуют все мои владения. Да к тому же ты вроде как женат – в братья никак не попадешь.
– А в собратья? – так же нетвердо поинтересовался Жак, проявляя поразительные знания местных условий.
– Все равно обдерут, – отрезал Робер и в подтверждение своих слов громко икнул.
Слово за слово, разговор перешел на оставленные в Европе дела.
– Как там моя Зофи?.. – воздыхал Жак. – Мы ведь с ней и были-то вместе всего три дня, до прихода графского отряда, да пока до монастыря добирались через лес. Те три или четыре раза, когда она еще в Лионе отдавалась мне на мельнице, – не в счет. Это все было наспех и без венчания… А ты-то сам женат, рыцарь?
– Не успел, – вздохнул Робер. – С моей родословной простолюдинку брать не хотелось, а после того как храмовники с Ретелями ополовинили сеньорию, вся местная знать прятала от меня своих дочек, словно я прокаженный. Я даже сына витрийского коннетабля на поединке случайно убил. Мы в лесу столкнулись с каретой, где ехали три его сестрицы, он меня узнал, заорал как резаный: «Держись от нас подальше!» Вот я удар копьем-то и не рассчитал…
– И дамы сердца у тебя нет? – удивился Жак. – Так ведь рыцарь вроде как обязан иметь даму сердца.
– Это ты трубадуров наслушался, – ухмыльнулся де Мерлан… – Рыцарь – прежде всего воин, а не дамский угодник. На той стороне моря у меня и вправду никого, кроме дочек моих сервов, маркитанток да кабацких девок, не было. А вот потом…
– Что потом? – удивился Жак. – Потом мы с тобой в Акру приплыли…
– Да тут такое дело, приятель… – и тут Робер, смущаясь и запинаясь, пересказал Жаку обо всем, что произошло на корабле и в Мессине.
– Стало быть, ты точно знал, что мне грозит, и, не задумываясь, вернулся на неф, – выслушав рыцаря, протянул Жак. – Уж не знаю, как и благодарить тебя, монсир.
– Ладно, чего уж там, – смущенно пробубнил тот, пытаясь извлечь из пустого кувшина последние капли. – Давай-ка лучше еще с тобой выпьем. Хозяин, вина! – заревел де Мерлан, словно раненый медведь, так, что обедающие за соседним столом купцы в страхе повскакивали с мест.
Они возвращались в свою комнату далеко за полночь.
– Она, она! – время от времени вскрикивал рыцарь, волоча на спине почти бездыханного Жака и с огромным трудом преодолевая ступеньки. – Да я таких женщин в жизни своей не встречал!
Жак проснулся от дурного предчувствия. За распахнутым окном бесконечно вскрикивала на одной ноте ночная птица. Было еще темно. Как ни странно, хмель из него выветрился совершенно. Сын винодела, он тем не менее не мог похвалиться умением много пить. Через некоторое время ему стало понятно, что же именно вызвало у него тревогу. В комнате напрочь отсутствовал богатырский храп, к которому он едва привык еще во время морского путешествия. Предчувствия его не обманули – Робера в комнате не было.
«За лошадьми, что ли, приглядеть пошел или на двор?» – озабоченно подумал виллан.
Приведя в себя в порядок, он уж было собрался отправиться на поиски рыцаря, как вдруг в комнату вломился сир Робер де Мерлан собственной персоной. Вид у достославного рыцаря, откровенно говоря, был довольно жалок. Лицо его опухло от вина, бессонная ночь положила под глаза тяжелые печати – черно-лиловые синяки, волосы, обычно и без того всклокоченные, торчали во все стороны вороньим гнездом, а усы, наоборот, не топорщились, а безвольно свисали с уголков губ. Робер безвольно рухнул на деревянную кровать.