— Я обещаю тебе это. Службу, на которой можно завоевать славу. Там мы пробудем до тех пор, пока Англия не стряхнет с себя этот кошмар мятежей и волнений. Затем, когда король возвратится на трон, замок Марлёй снова будет наш. Поверь мне, Джоселин! — И снова он с мольбой протянул к мальчику руки.
— Джоселин, сынок!
Но юноша не сдвинулся с места, чтобы ответить на этот призыв.
— А Синтия? — спросил он холодно. Руки Криспина бессильно повисли вдоль тела. Он сжал кулаки, и внезапно его глаза загорелись огнем.
— Я позабыл! Теперь я понимаю тебя. Да, я поступал с тобой не всегда хорошо, и ты имеешь право обижаться. Кто я в конце концов для тебя, разве я могу сравниться с ее образом, заполняющим твою душу? Разве мне это незнакомо? Разве я не пострадал за это? Но поверь мне, Джоселин, — и он выпрямился, — даже в этом я помогу тебе. Так же, как я лишил тебя твоей возлюбленной, я и верну тебе ее. Я клянусь в этом. И когда это свершится, когда окупится зло, которое я причинил тебе, может быть, ты более благосклонно отнесешься к своему несчастному отцу.
— Вы много обещаете, сэр, — ответил юноша с плохо скрытой издевкой. — Слишком много. Гораздо больше, чем вы можете сделать.
Хоган громко прочистил горло. Криспин выпрямился. Он положил руку на плечо мальчика, и пожатие его стальных пальцев заставило юношу поморщиться от боли.
— Как бы низко ни пал твой отец, — твердо произнес Криспин, — ты всегда можешь рассчитывать на его слово. Я дал тебе клятву, и завтра я приступлю к ее выполнению. Я увижусь с тобой перед отъездом. Ты будешь спать здесь, правда?
Кеннет пожал плечами.
— Мне все равно, где лечь.
Криспин грустно улыбнулся и вздохнул.
— Ты все еще не веришь в меня. Но я завоюю твое доверие. Будь уверен. Хоган, у тебя найдется для него комната?
Хоган грубовато ответил, что юноша, если пожелает, может занять комнату, в которой он находился все это время. И, чувствуя, что больше ожидать нечего, он лично проводил мальчика по коридору. У подножия лестницы ирландец остановился и поднял светильник, чтобы разглядеть лицо своего спутника.
— Если бы я был твоим отцом, — сказал он мрачно, — я бы гонял тебя пинками по всему Вальтхаму, пока ты не научился бы хоть капельке сострадания! И если бы ты не был его сыном, я бы проделал то же самое сию же минуту. Ты презираешь своего отца за пьянство, за беспутную жизнь. Позволь сказать мне, человеку, который на своем пути повидал много всякого и сегодня ночью прочел тебя до самых сокровенных глубин твоей душонки, что хоть ты, может быть, и его сын, но ты по сравнению с ним все равно, что червь по сравнению с Богом. Пошли! — закончил он резко. — Я посвечу тебе дорогу до комнаты.
Когда вскоре Хоган вернулся к Криспину, он нашел «Рыцаря Таверны» — этого железного человека, никогда в жизни не знавшего сомнения и страха, — сидящим за столом, уткнувшись лицом в руки, и рыдающим, как слабая несчастная женщина.
Глава 22. Сэр Криспин действует
На протяжении всей этой долгой октябрьской ночи Криспин и Хоган не ложились в кровать. Острый ум Криспина, переборов минутную слабость, с новой энергией принялся отыскивать пути для выполнения задуманного.
Перед ним стояла одна проблема, которой он поделился с Хоганом: ему был нужен корабль. Но в этом ирландец мог быть ему полезен. Он знал одно судно, стоящее в Харвиче, хозяин которого был в большом долгу перед ним, что облегчало выполнение их плана. Но когда Криспин объявил себя владельцем состояния в сотню золотых, Хоган взмахом руки дал понять, что и эта проблема исчерпана. Для покупки судна хватило бы и четверти данной суммы. Покончив с этими вопросами, Криспин изложил свой план Хогану, который посмеялся над его незамысловатостью и выразил удивление, что Криспин намеревается подвергнуть себя столь значительному риску ради столь незначительного дела.
— Если девушка любит его, то дело решится само собой.
— Девушка его не любит, по крайней мере я этого опасаюсь.
Хоган не был удивлен.
— В таком случае, я вообще не вижу, что здесь можно сделать. — И лицо ирландца потемнело.
Криспин неприятно рассмеялся. Годы несчастья превратили его в циника.
— Что такое, в конце концов, девичья любовь? Каприз, увлечение, которым можно управлять в зависимости от желания. Обстоятельства рождают любовь, Хоган, и если их создать, то любая девушка полюбит другого мужчину. Синтия полюбит моего сына.
— Без сомнения! А если нет? Если она ответит «нет» и на твое предложение? Такие женщины существуют.
— Ну и что с того? Я найду способ, чтобы уговорить ее, и стоит мне только ее найти, она уедет со мной. В конце концов, это будет неплохой местью Ашбернам. — Он нахмурил брови. — Но совсем не той, о которой я мечтал и которую я бы осуществил, если бы эта собака Джозеф не обманул меня. Забыть о мести после стольких лет ожидания — еще одна жертва, которую я должен принести моему Джоселину. Девушка может упираться, капризничать, но волей-неволей она пойдет со мной. Когда она очутится во Франции одна, без друзей, я думаю, она быстро поймет все преимущества любви Джоселина или, по крайней мере, брака с ним, и таким образом я расквитаюсь с ним за все страдания, которые причинил ему.
Лицо ирландца было угрюмым, его обычно веселый, беззаботный взгляд сейчас был полон грусти, и седой грешный солдат удачи мягко пробормотал:
— Ты затеваешь нехорошее дело, Крис. Геллиард поморщился и отвел глаза.
— Это мой сын, — пробурчал он, — и это единственный способ завоевать его сердце.
Хоган протянул руку через стол, чтобы дотронуться до руки Криспина.
— Разве он стоит такого пятна на твоей совести, Криспин?
Последовала пауза.
— Нам с тобой поздно, Хоган, говорить о совести. Господь ведает, что моя совесть, сильно износилась. Что значит еще один грех на моей душе?
— Я спрашиваю тебя, — настаивал ирландец, — стоит ли твой сын того, чтобы пятнать свою честь таким гнусным делом?
Криспин высвободил свою руку и резко поднялся. Подойдя к окну, он откинул занавеску.
— День разгорается, — сказал он мрачно. Затем, обернувшись, он взглянул на Хогана. — Я дал свое слово Джоселину, — сказал он. — Выбранный мною путь — единственный, и я не остановлюсь ни перед чем. Но если твоя совесть, Хоган, против этого, то я возвращаю тебе твое решение помочь мне и буду действовать в одиночку. Я поступал так всю свою жизнь.
Хоган пожал своими массивными плечами и потянулся за бутылкой вина.
— Если ты убежден в правоте своих действий, то покончим с этим. Моя совесть не будет нам помехой, и я помогу тебе в том, что обещал. Если тебе пона-добится моя дополнительная поддержка, ты всегда можешь на нее рассчитывать. Я пью за успех твоего дела.
После этого они обсудили вопрос о судне и было решено, что Хоган пошлет записку шкиперу, в которой ему будет указано привести судно в Харвич и здесь ожидать приказаний Криспина. Хоган считал, что за двадцать фунтов тот возьмется доставить Криспина во Францию.
Вскоре они покинули комнату, в которой провели столько времени, и у дворового насоса «Рыцарь Таверны» принял свой жесткий утренний туалет. После этого они быстро позавтракали парой селедок и кружкой темно-коричневого эля, и едва они закончили, как в комнату вошел Кеннет с бледным лицом и темными кругами под глазами. Как только Хоган вышел во двор, чтобы отдать последние распоряжения относительно гонца в Харвич, Криспин встал и подошел к сыну.
Кеннет внимательно наблюдал за ним, не отрываясь от своей трапезы. Он провел беспокойную ночь, рисуя себе свое будущее, которое выглядело достаточно мрачно, и раздумывая, стоит ли ему, забыв то, что произошло этой ночью, вернуться в безупречную бедность его шотландского дома или принять услуги человека, который объявил себя его отцом, чему Кеннет начинал верить. Он все еще выбирал между Шотландией и Францией, когда Криспин вновь обратился к нему.