- Однажды она забеременела. Я не знаю от кого. Говорят, это был шофер, водитель из прислуги, нагло воспользовавшийся ее неадекватностью. Так это, или не так, проверить невозможно – дело этого человека хранится в личном сейфе в кабинете императора и имеет гриф: «Особой важности». Но кто бы это ни был, через время у Марии Веласкес родилась дочь. Я.
Пауза.
- Я действительно племянница императора Себастьяна, Хуан, – вновь сверкнули ее влажные от слез глаза. – Я действительно ненавижу этого человека за то, что была ему напоминанием о сестре все годы своей юности. И я действительно приняла присягу на верность Лее Веласкес. Что ты еще хочешь обо мне узнать?
Прошло около получаса, пока она не выплакалась и не успокоилась. Я гладил ее по голове, прижимая к себе, и понимал, что вообще ни черта не понимаю в жизни. Не знаю, ни что говорить, ни что в этой ситуации делать. У меня есть определенный опыт, перечень вопросов, в которых худо-бедно разбираюсь, но это катастрофически мало. Наконец, Па… Мерседес подняла голову.
- Ты мне веришь?
«Веришь»? Я чуть не вспыхнул: за кого она меня считает? Для того, чтобы врать ТАК нужно быть слишком хорошей актрисой, А Па… то есть Мер… А эта девушка – явно не актриса. Боец – да. Скрытница? Еще какая! Но ни в коем случае не актриса.
- Им знать это не нужно, - продолжила «неактрисса». - И пожалуйста, не называй меня Мерседес. Ты привыкнешь и проговоришься, кто-нибудь услышит.
- Ты же сказала, Гортензия вне опасности?
Па… Все-таки Паула пожала плечами.
- Я не готова перевоплощаться. Я не для того сбежала и пытаюсь начать жизнь сначала, чтобы возвращаться в ту же точку. Быть никому не нужной неинтересной принцессой, которую никто не любит из-за ее титула. Быть Паулой мне спокойнее. Поверь.
- Да верю я, о, господи!.. – все-таки выплеснулось из меня. - А мама, значит, у тебя жива?
Кивок.
- Но вы с нею не видитесь.
Девушка убрала лицо в пол.
- Мне нельзя возвращаться. Они не простят присягу Лее и больше не выпустят. Лея же настаивать не будет – я нужна ей как ламе пятая лапа. Потому нет, мы не видимся, и не знаю, увидимся ли.
- Но хоть общаетесь?
Лицо напарницы озарили всполохи нечеловеческого страдания.
- Она не узнаёт меня, Хуан. И перестала узнавать задолго до моего… Отлета.
Сеньорита передо мной отчаянно боролась со слезами.
- Я же говорю, она… Не в порядке. И для нее Мерседес – ее маленькая малышка, которую она качает на руках
Гортензия говорит, в последнее время стало только хуже, она не помнит меня совсем. Почти не выходит из мира иллюзий.
- А привезти ее сюда… - вздохнул я, говоря сам с собой, но она восприняла это как вопрос:
- Через миллионы километров космоса и отсутствие гравитации?
- Как же ты живешь с этим? – вырвалось у меня.
Она подобралась.
- Вот так и живу. Гортензия иногда прилетает, рассказывает новости. Передает дядины письма, которые я при ней сжигаю, не распечатав. Мне нельзя домой, и потому я связала всю свою оставшуюся жизнь с Венерой.
- С Венерой, Хуан! – воскликнула она, и в голосе ее вдруг прорезались нотки истинной аристократки – величие, гордость и привычка повелевать. – Я никуда не денусь отсюда, буду с тобой до конца, и я не какая-то бомжиха-беспризорница!
- Ты о чем? – не понял я, внутренне напрягаясь.
- Я – принцесса! – воскликнула она. - Причем самая что ни на есть законная и легализованная! Отличная партия для племянника королевы и внука адмирала Веласкеса!
И вновь огонь в глазах. ТАКОЙ огонь, что стало не по себе. И наверняка станет не только мне.
- Паулита, солнышко… - Я поперхнулся. – Переведи!
- Они задумали афёру с Фрейей, - зло продолжила девушка. – И она не выгорит. Просто потому, что Фрейя тебя не любит, а ты не любишь ее. Но у тебя будет гораздо больше возможности влиять на политику, если твоей супругой стану я. Я – Веласкес, член клана, принцесса, да и ты – представитель семьи, хоть и бастард. Никто из знати не посмеет и пикнуть, когда тебя поставят на самый высокий из возможных постов. На котором ты сможешь если не задвинуть королеву, то оградить от дурного нашептывания.
Я – твоя лестница в небо, Хуан, - закончила она. - И я… Я люблю тебя!..
Сказав последние слова, будто украдкой, она вновь подалась вперед и, сотрясаясь в рыданиях, уткнулась мне в грудь. Да уж, ну и денек сегодня!
- Прости, что ТАК, - пролепетала она, - но я не могла открываться, как сопливая девчонка. Я должна была понять, убедиться. – Она подняла мокрое от слез лицо. – Я должна была быть уверена, что это именно ТО чувство, понимаешь? Я не эта дуреха Гюльзар, я не могла ошибиться!