Из груди старика вырвался обреченный вздох.
- Я поговорю с крестницей. Надавлю. Но результат должен быть! – теперь глаза сверкнули у него.
- Будет. – Я еле сдержал улыбку.
- Помощь нужна? – потеплел его взгляд. Я задумался, пожал плечами.
- Если что понадобится – обращусь. Контакты нам, как понимаю, вы и без меня подстроите. А в остальном… Если что – зайду, - повторился я. - Надеюсь, примете меня, пустите в кабинет? Не уподобитесь высокомерной внучке?
Он мог и осадить, но я почувствовал внутри старика слабину. Дон Бернардо мог устроить этот разговор раньше, настроить рабочие отношения. «Снизойти». Но не сделал этого. А сделал только сейчас, когда я отдал песню его крестницы другой.
Хотя старика я не винил и не собирался. К нему, в отличие от ее высочества, я испытывал лишь чувство глубокого уважения. Он мог в моих глазах строить меня, сопляка, ставить на место. В силу возраста и жизненного опыта. Но маленькая богиня под эту категорию никак не подпадала.
Репетиция шла своим ходом. Вначале присутствие дона Бернардо, пересевшего на первый ряд и внимательно нас слушающего, напрягало. Но постепенно все расслабились – старик не вмешивался, только смотрел. Дело все так же не шло, но теперь, ввиду присутствия высокого гостя, орать друг на друга было некрасиво. Приходилось договариваться, упражняться в красноречии, что градус накала существенно убавило. Под конец даже начало что-то выходить. Не торт, но результат удовлетворил и Хана, и Карена, и даже Фудзи. Во всяком случае, в первом приближении.
- Разрешите? – Когда мы закончили и облегченно вздохнули, дон Бернардо поднялся на сцену. Мы уж было и забыли про него – за всё это время он не проронил ни звука.
Хан отдал ему гитару, старик быстро поколдовал в настройках и издал звук… Вот вроде бы тот же самый, но совершенно иной.
- Вы, детки, неправильно взялись за дело. Пытаетесь играть рок-н-ролл, прогнав его через призму нашего восприятия. Нашего времени, нашей культуры.
Карен попробовал что-то возразить, но дон Бернардо лишь слегка сощурился, и возражение застряло у него в горле.
- Хуан, знаешь это? – заиграл он, вновь поколдовав в точных настройках. Звук получился мелодичный, но скрипучий; звонкий, но грустный. Слегка трагичный, но в то же время какой-то жизнерадостный, обнадеживающий. И это та же самая гитара, которой все дни на моей памяти оперировал Хан!
- Знаю, - кивнул я.
- Тогда пой.
- Но…
- Никаких но! – Старик сверкнул глазами, и мой протест так же застрял в горле. И когда он зашел на второй круг, из меня полились слова, которые я старательно выводил, пытаясь не сфальшивить:
Кивок. Все правильно, работай дальше. И я продолжил…
Нет, конечно, фальшивил – куда ж без этого. Я уже говорил, в том числе дону Бернардо, что это не мое. Но центром вселенной на эти десять минут стал не я, а он. Его гитара. Его пальцы, бегающие по ладам, выдающие ТАКОЕ, что пацаны, окружив его, пораскрывали рты и боялись произнести слово, дабы не спугнуть волшебный миг, повисший над сценой в этот момент. Потому, как после нескольких лирических куплетов начался соляк, и сеньор Ромеро наглядно продемонстрировал, что не зря дважды становился лучшим гитаристом планеты. А так же, что так просто это звание не дают; его надо заслужить, и для этого играть нужно… Как бог, не хуже!
После соляка, был мой черед «идти на повышение». Я не оробел, и вложил в голос всю энергию, на какую был способен. Но этого было мало – концовку я банально не вытягивал. Там требовался совершенно иной голос, повыше и посильнее моего. Хотя…
Нет, не моё. Но я честно пытался.
Всё. Гитара дона Бернардо смокла. И лишь спустя несколько долгих секунд парни очнулись, одновременно забросав старика кучей вопросов. Глаза их горели, и ручаюсь, теперь они готовы были продать душу дьяволу, но довести наш проект до ума. Тихонько сбежать уже не получится.
…Но я больше и не рвался. Я вдруг понял, что всё у нас наладится. Главное желание.
Конечно, это не просто так, помощь дона Бернардо. Это его аванс в наши с ним дальнейшие отношения. Таким незамысловатым образом он покупает меня, сажает «на иглу» - я больше не смогу жить, как прежде, как и пацаны. Звучит грустно, но на самом деле я не жалел – оно того стоило.