Только тогда я растерялся. И слава богу – самое сложное осталось позади.
На сцену вышла ведущая, смазливая девочка, от вида которой потекли слюнки, с приятным глубоким голосом, принявшаяся что-то щебетать, рассказывать залу. Дескать, школа искусств Бернардо Ромеро, с недавних пор носящая имя королевы Катарины, готовит вот таких вот молодых и перспективных… Ля-ля-ля. Карен, видя мое состояние, подхватил за плечи и быстро потащил за кулисы.
- Молодцы! – хлопнул кто-то по спине. Я обернулся. Старик, самолично. Стоял и улыбался. - И ты молодец. Смог все-таки! Не думал, что получится с первого раза!
Ага, не думал он. Я про себя выругался. На автомате кивнул, и, как был, со стеклянными глазами, почапал в гримерку.
По дороге постепенно начал приходить в себя. Чего это я? В действительности не так всё плохо! А растерянности в нужный момент от себя ждал даже я сам, что говорить о нем, прожженном дьяволе?
Несколько дней назад у нас с парнями была дискуссия на эту тему. Они объяснили, что выступать первым – самая неблагодарная работа. Зал еще «сырой», не готовый тебя слушать. Зритель витает в своих облаках, музыка еще не проникла ему в подкорку, не увлекла. Сильного ставить первым нельзя – эффект его силы просто «съестся» «холодным» залом, низведет до уровня максимум середнячка. Но и откровенного «лузера» ставить нельзя ни в коем случае. Иначе настрой зала будет унылым и дальше, его придется поднимать следующему исполнителю. А из затяжного «пике» выровняться сложнее – чем больше зал «грустит», тем больше и больше для этого надо сил.
Так что у нас получилось, мы публику завели, растормошили. Отчасти «выстрелил» репертуар – энергичная же песня была подобрана! Но и себя недооценивать не стоит. Будучи на сцене ПЕРВЫЙ раз, не залажать… Это победа. Моя первая победа в творческой карьере.
На радостях мы жахнули с парнями в гримерке, прямо из горла, запивая апельсиновым соком, который раздавался тут в качестве прохладительного напитка, бесплатно. Танцоры ушли на свое выступление, нам никто не мешал. Посыпались тосты, заверения, которые я слушал на автомате, в пол-уха. После чего, почувствовав, что алкоголь подействовал, и сжатая внутри до предела пружина расслабилась, откланялся и пошел на прорыв.
Прорыв удался – суровая сеньора лет сорока пяти на входе под моим обаянием растаяла и в зал запустила (ангелочков я в расчет не брал – свои девчонки, лишь стандартно меня облапили). После чего я в полутьме нашел место рядом с Тигренком, присел и погрузился в волшебство, происходящее на сцене. Теперь я знал некоторые его подоплеки, некоторые моменты «изнутри», и мог не только оценить звучание, но и его организацию. Которая, оказывается, тоже своеобразное волшебство.
- А может, не надо?
Я отрицательно покачал головой.
- Надо, пошли!
Мою Мерелин… Хм… Даже не знаю, писать «мою» в кавычках или нет? В общем, Мерелин, оказывается, Беатрис знала хорошо. Фанатеет от нее с того самого конкурса, где та стала победительницей. Коий смотрела разинув рот в юном возрасте в прямом эфире. На данный момент она собрала все ее песни, и даже как-то чуть не попала на концерт. С концертом не срослось - у семьи не нашлось на это денег – но факт остается фактом, творчество Хелены-Мерелин моя новоиспеченная родственница обожала.
…Нет, ну, она знала и обожала и других исполнителей, выступавших сегодня. А некоторые вообще вызывали в ней приступ эйфории. Дон Бернардо постарался, собрал мастоднтов венерианской эстрады – выбирать было из кого. Но познакомить её я мог только с этой псевдо-гринго.
В общем, когда после концерта народ в большинстве своем рассосался, я вновь повел Тигренка к гримеркам, но на сей раз к тем, что располагались на втором этаже, «элитным», что были отданы артистам в фаворе.
Людей здесь почти не было. Оно и понятно, тут у каждого артиста персональная, пусть и маленькая комнатушка, со всеми допустимыми степенями защиты. Я подошел к двери, за которой, судя по электронному табло, скрывался нужный нам субъект, толкнул. Заперто. Селектор горел ровным красным светом, а ключ-карточки у меня, естественно, не было. Нажал на «вызов».
- Да, кто там? – раздался голос моей знакомой.
Когда мы поднимались, я увидел внизу, в холе, рядом с доном Бернардо, Пако, потому рискнул, и пропищал сильно искривленным «3,14дорским» голоском:
- Это я, моя звездочка! Впусти!
Голос похож не был. Но это селектор в какой-то гримерной рядового концертного зала, а не точная аппаратура спецслужб. «Звездочкой» же, готов поспорить, ее называет только этот хлыщ с ненормальными наклонностями, и больше никто.