– Марией, королевой Шотландской, – добавила Даглесс, и Николас кивнул.
– Меня поспешно судили и приговорили к обезглавливанию. До казни оставалось три дня, когда… ты позвала меня сюда.
– Значит, вам повезло. Обезглавливание! Омерзительно! – воскликнула Даглесс. – В наше время больше никого не лишают головы.
– У вас нет измен, за которые людей казнят? Или вы наказываете дворян иными способами? – удивился Николас и, когда девушка попыталась ответить, протестующе вытянул ладони: – Это мы обсудим позже. Моя мать – женщина влиятельная, и у нее много друзей. С того момента как меня арестовали, она неустанно трудилась, чтобы доказать мою невиновность. И небезуспешно. Она считает, что близка к тому, чтобы обличить того, кто меня предал. Я должен вернуться и доказать, что не умышлял против королевы, иначе мать потеряет все. Останется нищей.
– Королева заберет поместья?
– Да. И все будут считать меня изменником.
Даглесс обдумала сказанное. Конечно, все это совершенная неправда, но вдруг что-то действительно можно найти в исторических книгах?
– Вы не подозреваете, кто мог донести королеве, что ее хотят свергнуть?
– Не знаю. Но перед тем как исчезнуть, я писал письмо матери. Все-таки мне удалось вспомнить человека, который лет десять назад затаил на меня злобу. Мне сказали, что теперь он при дворе. Может, он…
Николас осекся и в отчаянии сжал ладонями голову. Даглесс едва не потянулась к нему, чтобы погладить по голове, возможно, даже растереть сведенные мышцы спины, но вовремя опомнилась. В конце концов, проблемы этого человека ее не касаются. И нет никаких причин, по которым она должна помочь ему обнаружить, почему он, а может, один из его предков, был несправедливо обвинен в измене.
С другой стороны, от самой мысли о причиненной кому-то несправедливости у Даглесс мурашки ползли по коже. Может, это у нее в крови. Ее дед, Хэнк Монтгомери, был профсоюзным лидером до того, как вернуться в Мэн и управлять семейным бизнесом, «Уорбрук шиппинг». И по сей день дед ненавидел любые проявления несправедливости и был готов рисковать жизнью, чтобы не допустить ничего подобного.
– Как я уже говорила, мой отец преподает историю Средневековья, – мягко напомнила Даглесс, – и я помогала ему в кое-каких исследованиях. Может, я сумею и вам помочь найти то, что ищете. Кроме того, сколько найдется людей, которые даже не подумают помочь человеку со шпагой и в присборенных шароварах!
Николас медленно встал.
– Вы имеете в виду мои штаны-буфы? Смеетесь над моей одеждой. Эти… эти…
– Брюки.
– Брюки. Они так стискивают ноги, что нагнуться невозможно. А это… – Он положил руку в карман. – Они так малы, что туда ничего не поместится! И прошлой ночью я замерз на дожде, и…
– Но сегодня вы согрелись, – улыбнулась она.
– Еще и это! – Он ткнул пальцем в молнию. – Это может опасно поранить самые чувствительные места мужчины!
Даглесс начала хохотать.
– Если бы вы надели нижнее белье, вместо того чтобы оставить его на кровати, может, молния и не нанесла бы вам вреда.
– Нижнее белье? Что это такое?
– Эластик, помните?
– Ах да! – широко улыбнулся он.
Даглесс внезапно помрачнела. Что ей теперь делать? Снова плакать? Шесть подруг устроили ей ужин перед отъездом в Англию и пожелали доброго пути. Сколько хороших слов было сказано о ее романтическом путешествии! И вот всего через пять дней ей не терпится вернуться домой.
Глядя на этого улыбающегося человека, Даглесс упорно задавалась вопросом: если быть совершенно честной с собой, что бы она предпочла? Провести эти четыре с половиной недели с Робертом и Глорией или помочь этому человеку узнать, что случилось в его прежней жизни?
Улыбнувшись Николасу, она подумала, что вся эта история напоминает ей о романе с призраками, где героиня идет в библиотеку и читает о проклятии, наложенном на дом, который она сняла на лето.
– Да, – неожиданно услышала она свой голос. – Я помогу вам.
Николас сел рядом, взял ее руку и благоговейно поцеловал.
– В душе вы настоящая леди.
Улыбка Даглесс мгновенно исчезла.
– В душе? Хотите сказать, что во всем остальном меня нельзя считать леди?
Николас слегка пожал плечами:
– Кто может понять, почему Богу вздумалось соединить меня с простолюдинкой?
– Ах вы… – начала она, намереваясь сообщить, что ее дядя был королем Ланконии и она часто проводила у него лето, играя с шестью кузенами, принцами и принцессами. Но что-то ее остановило. Пусть думает что хочет. – Может, мне обращаться к вам «ваше сиятельство»? – ехидно осведомилась она.