- Лайонел, хватит, - твердо произнесла она. - Даже если б я знала точно, кто рыцарь-ворон, я бы не стала мстить. Я не могу мстить... отцу своего сына.
- Отцу своего сына? - расхохотался вдруг Лайонел. - Эдель, да брось! Сколько их было - поимевших тебя в ту ночь в Фэрфаксе? Трое, пятеро, десятеро?
- Как ты смеешь? - возмущенно вскричала она. - Он был один! Один!
- Не смеши. Ты молодая и красивая девушка, - и всего один обладал тобой? Так не бывает. В захваченных замках женщины достаются всем, кто их захочет. Смотри: у тебя щеки краснеют. Я прав, я же знаю. Конечно, тебе было бы легче, если б только рыцарь-ворон взял тебя. Все-таки в нем течет непростая кровь, он дворянин. Поэтому ты занимаешься самообманом: якобы тебя изнасиловал только он. Но на самом-то деле их было несколько. Признайся, наконец, в этом.
- Я ни в чем не намерена признаваться, - отрезала Эдель. - Ты перешел границы, Лайонел. Уйди немедленно.
- Ну уж нет. Никуда я не пойду. - Лайонел шагнул к ней и навис над нею. Красивое лицо его исказилось и побагровело от злобы. - Я знаю, почему ты отказалась от мести. Ты спишь с этим мерзавцем-норманном. Да, представь, мне все известно. Ты спишь с ним, и уже давно. И, как я вижу, в его грязных объятиях ты забыла и о сожженном Фэрфаксе и его несчастных защитниках, и о своем подло убитом женихе.
- Уйди! Я не хочу тебя видеть! - крикнула она.
- Норманнская шлюха - вот кто ты!
Он вдруг схватил ее и прижал к стене.
- Шлюха,- повторил он хрипло.
- Лайонел!! Я буду кричать, если ты не отпустишь меня!
- Кричи. Пусть прибегут люди. И я расскажу им, что их хозяйка на самом деле лгунья. Что она вовсе не была женой сына барона Карлайла, а выдумала это, чтобы никто не узнал о ее позоре. И что Дик - не сын Родерика, а ублюдок какого-то норманна.
- Ты обещал молчать! Дал клятву!
Он осклабился:
- Ты тоже давала клятву, милая. Но отступилась от нее. Вот и я следую твоему примеру.
- Тебе никто не поверит!
- А это мы посмотрим. Знаешь, я давно заметил: люди куда охотнее верят во всякую грязь.
Он повалил ее на пол, одной рукой, как клещами, сжав запястья, а второй пытаясь залезть ей под юбку. Эдель забилась под ним, но он был очень тяжел и силен, и все ее усилия были напрасны. - Ну же, раздвинь ноги, как ты делала для своего поганого муженька и тех, других...
- Убери руки от моей жены, ты, ублюдок.
Лайонел замер. Эдель повернула голову и увидела в дверях бледного от ярости, хотя внешне и спокойного, де Турнеля. Сзади него стояла Мириам.
12. Исчезновение Дика
Эдель знала, что для Лайонела слово «ублюдок» является самым большим оскорблением. Она видела, как лицо Лайонела налилось кровью. Затем он вскочил одним прыжком, как тигр, и с диким рычанием кинулся на графа. Де Турнель не удержался на ногах, и мужчины покатились по полу, нанося друг другу страшные удары.
Какое-то время казалось, что Лайонел одерживает победу. Он подмял противника под себя и, схватив его за волосы, несколько раз с силой ударил головой о пол. Но у графа оказалась крепкая голова, он изловчился и ударил Лайонела ногой, сбросил с себя и уже сам навалился сверху на соперника.
Лайонел извивался под ним, как червяк под ногой, но не мог справиться с де Турнелем.
- Я предупреждал тебя, Мэтлок, чтобы ты не смел приближаться к моей жене, - тяжело дыша, сказал граф. - Но ты оказался слишком туп, чтоб прислушаться к моим словам. Значит, пришло время поговорить с тобой по-другому.
- Ты сам дурак, де Турнель! - прохрипел придавленный тяжелым телом соперника Лайонел. - Ты думаешь, твоя жена невинная овечка? Да она готова лечь под каждого, кто окажется на ее пути! Знаешь, сколько было у нее любовников? Она и со мной спала много раз. Просто сейчас чего-то заартачилась.
- Мне все равно, были ли у моей жены любовники, и уж тем более - сколько их было. А что касается тебя, Мэтлок, то ты лжешь. Ты не обладал ею. У тебя это на лице написано.
Эдель, уже поднявшаяся на ноги и прислонившаяся бессильно к стене, выпрямилась. Слова мужа очень больно задели ее. Ему все равно! Значит, он ни во что не ставит ее честь? Как может он быть так равнодушен, когда ее так оскорбляют? Выходит, он совершенно не уважает ее... А она-то наивно думала, что он ее даже полюбил!
- И тебе все равно, от кого у твоей женушки ребенок?
Эдель перестала дышать. Неужели Лайонел осмелится?? Да нет. Он не способен. Он и изнасиловать бы ее не смог. Как бы ему ни хотелось овладеть ею, но в нем есть благородство и чувство справедливости.
Граф схватил Лайонела за грудки и встряхнул, как котенка.
- Заткни пасть, Мэтлок, иначе подавишься своими зубами. Ричард - мой сын, запомни это раз и навсегда. А теперь поднимайся и проваливай. И чтоб через полчаса духу твоего не было в Карлайле. И - предупреждаю - если тебя еще раз увидят на моих землях, то немедленно схватят и вздернут на первом попавшемся дереве.
Эдель выдохнула. Он сказал, что Дик - его сын... Что ж, по крайней мере, он любит Дика. Но то, что он ни во что не ставит ее саму, саднило душу и рождало злость и ненависть.
Де Турнель поднялся на ноги, вслед за ним встал и Лайонел. Оба мужчины выглядели далеко не лучшим образом: всклокоченные, в порванной в пылу борьбы одежде. На скуле графа красовался большой синяк, левый глаз Лайонела заплыл.
- Убирайся, - сказал де Турнель. - Забирай свои пожитки - и прочь с моей земли.
- С превеликим удовольствием, мессир Антуан, - отвесил шутовской поклон его противник. - Ты не представляешь, как мне было омерзительно жить под одной крышей с такой грязной собакой, как ты. А ты, Эдель, не радуйся, а хорошо подумай, зачем этому норманнскому выродку называть Ричарда своим сыном. Он просто дурит тебе голову, моя красавица. В один прекрасный день он избавится от твоего ребенка, помяни мое слово! Он и тебя сживет со свету. И больше не будет рядом никого, кто бы защитил тебя от этого негодяя!
Эдель отвернулась и зажала уши руками. О, как бы ей хотелось не слышать этих ужасных слов! Но Лайонел сказал это со злости, конечно, ее муж не способен на все это.
Лайонел, слегка пошатываясь, вышел. Мириам, все еще стоящая в дверях, молча уступила ему дорогу.
Когда шаги Лайонела затихли, Эдель повернулась к мужу, бросив Мириам одно слово:
- Уйди.
Девушка-паж посмотрела, однако, вначале на де Турнеля; и, только когда тот коротко кивнул головой, зашагала прочь.
- Вот, значит, как, мессир, - с горечью произнесла Эдель по-французски. - Так вы цените честь вашей жены. Вам безразлично, что ее оскорбляют на ваших глазах...
- Вы хотели, чтоб я прикончил вашего деверя, мадам? - холодно поинтересовался граф, скрещивая руки на груди. - Так еще не поздно. Если вы желаете этого, я тотчас распоряжусь, и через четверть часа тело Лайонела Мэтлока будет болтаться на крепостной стене.
- Нет, - поспешно ответила она. - Я вовсе не это имела в виду. Но ваши слова о том, что вам все равно, сколько у меня было...
Она не договорила, спазм перехватил горло.
- Мне действительно это все равно, - тем же ледяным тоном сказал де Турнель. - До замужества со мной. Но не все равно - после того, как я надел вам на палец обручальное кольцо, и мы произнесли брачные обеты. Поверьте, мадам, - то, что стало моим, я никогда не отдам без боя. А вы моя.
Эдель резко вскинула голову:
- И Мириам тоже ваша, не так ли?
- Что вы имеете в виду?
- Она ваша любовница. Я это прекрасно знаю.
Втайне она надеялась, что он попытается как-то оправдаться, или скажет «нет»... Но он только усмехнулся. Ей захотелось дать ему пощечину - так, чтоб и на второй его щеке появилась отметина... Но вместо этого она ударила его оскорблением:
- Лайонел прав! Вы в самом деле норманнский выродок!
По лицу его прошла судорога гнева. Но, прежде чем муж ответил, Эдель выбежала из комнаты.
И никто из них - ни Мириам, ни де Турель, ни Эдель, - не заметил скорчившегося в темном углу коридора Дика...