дивляться как только подобная клеветническая книга могла появиться в монархическом государстве. Положительных отзывов современников об императоре Павле Н. Шильдер обычно не приводит. А. А. Башилов, флигель-адъютант Павла I, в своих воспоминаниях, например, также как и Лопухин отвергает вымысел о ненормальности Имп. Павла, но Шильдер из воспоминаний А. А. Башилова приводит только то место, в котором он говорит, что приезд его к матери внушал почтение и страх. А вот еще более разительный случай извращения исторических фактов. О казни преданного Имп. Павлу полковника лейб-гвардии казачьего полка Е. Грузинова, оклеветанного заговорщиками и казненного на Дону несмотря на помилование Павла Шильдер пишет: "Правосудие страдало не менее литературы, а приговоры стали напоминать по жестокости самые темные страницы русской истории. 26 апреля 1800 года, гвардии поручик Петр Осипович Грузинов был наказан кнутом в Старочеркаске на Дону, а 5 сентября того же года брат его полковник засечен кнутом до смерти". Н. Шильдер не мог не знать кто был истинным виновником казни преданного Павлу человека, но все же считает возможным это гнусное дело заговорщиков возлагать на Императора Павла. Книга Шильдера о Павле I является гнуснейшим образцом русской лже-истории. Только однажды Н. Шильдер сказал правду о Павле написав, что "измена не отходила от него и должна была сопутствовать ему до гробовой доски - таков был приговор судьбы." А в "Истории Лейб-гвардии казачьего Его Величества полка" (С.Петербург, 1876 г.) читаем, например, следующее: "Нельзя, однако не сказать и того, что между подобными Высочайшими приказами, были и приказы, выражавшие гнев Императора. Так в приказе 17 сентября 1798 года изображено: "свиты Его Императорского Величества Полковник, Грузинов 1ый, за ложное себя рапортование больным через 9 недель, исключается из полка, и посылается на Дон, с фельдъегерем ". Приказ этот наводит на размышления - каким образом человек, всегда бывший у Государя на лучшем счету, пользовавшийся Монаршими милостями, еще недавно повышенный чином и принятый в свиту Его Величества, всегда исполнительный по службе - что было не раз засвидетельствовано в приказах, изъявлявших ему высочайшую благодарность - каким образом этот человек мог так неожиданно навлечь на себя Монарший гнев и, притом, непонятною виною - уклонением от служебных обязанностей?.. С другой стороны - чем может быть объяснена быстрая высылка его на родину, с фельдъегерем? (стр. 36-37)". Затем был уволен и брат Грузинова - Грузинов 2-й и подполковник Греков. "Два брата, оба пользовавшиеся хорошею репутациею и постоянно получавшие повышения, вдруг, в течении одного полугодия, навлекают на себя неудовольствие Монарха и удаляются от службы вместе с сотоварищем своим, тоже удостоенным Царскими милостями... Чем разъяснить причину такого резкого переворота? Очевидно, что в настоящем случае осталось что-то недоговоренным... Это недоговоренное начинает выясняться только теперь, хотя и не вполне... Верно одно: находясь на Дону, после высылки из столицы, полковник Евграф Осипович Грузинов 1-ый, а также и брат его, Грузинов 2-ой, да Войска Донского есаул Котламин, хорунжий Чеботарев и сотник Афанасьев, были оговорены в государственной измене и умерли в Черкаске на эшафоте. Это печальное дело братьев Грузиновых имеет слишком важное значение для Истории лейб-гвардии Казачьего полка Его Величества и заслуживает полного внимания, особенно в настоящее время, когда, благодаря новейшим разъяснениям представляется уже возможным снять с памяти братьев Грузиновых и с памяти других, пострадавших с ними донцов, бесчестье государственного преступления, и тем доказать, что на страницах истории Лейб-гвардии Казачьего Его Величества полка не может быть места какому бы то ни было повествованию об измене верных государевых слуг". Вот вкратце содержание напечатанной в журнале "Русская Старина", за 1873 год, заметки о деле братьев Грузиновых (кн. II, 1873 г. "Казнь братьев Грузиновых", статья А. А. Карасева): "Многим из лиц, приближенных к Императору Павлу, не нравилась особенная привязанность Его к полковнику Грузинову, исполнявшему все царские секретные поручения и находящемуся неотлучно, даже ночью, при государе. Они употребляли все усилия, чтобы очернить Его любимца, стараясь даже оклеветать его в измене... Но, долго, все старания не могли возбудить в Императоре искру подозрения. Тогда враги Грузинова прибегли к следующему способу удалить его: они убедили Государя отпустить его на Дон, для свидания с родными, объясняя, что, почувствовав себя на свободе, он обнаружит дерзкие замыслы против своего Благодетеля. Император склонился на эту хитрость. Грузинов отказывался от спутника, но потом согласился. Этого только и нужно было злоумышленникам: они отыскали какие то улики, успели истолковать в превратном виде действия Грузинова и довели до того, что Император поверил им и дал приказание - произвести строжайшее исследование. Среди нахождения в отпуску, в Черкаске, Грузинов был схвачен, посажен в тюрьму и закован в кандалы. Его обвинили в самых невероятных и неправдоподобных преступлениях, как например: будто он похвалялся, что возьмет Константинополь и населит его разных вер людьми, учредит там свой сенат и управление; что и Москва затрясется и, при этом, будто бы дерзко отозвался об особе Государя Императора. На всех допросах и священнических увещеваниях Грузинов отвечал одно: "что в кандалах он говорить не может, да и не знает, что ему говорить", и прибавлял, "что если бы Сам Государь видел его, то поверил бы в его невинность". "Но враги не переставали действовать: следствие и суд окончены самым поспешным образом и, вскоре, последовала смертная казнь всех участников, признанных виновными. Неизвестно - была ли на то конфирмация Государя; известно только, что черкасский прокурор протестовал, и что Император Павел, столь же быстрый в милости, как и в гневе, послал указ о помиловании; но, благодаря людям, стремившимся погубить верных слуг Царских, этот указ объявили уже после казни, и когда Император о том узнал, то немедленно отдал под суд генералов Репнина и Кожина, посланных из Петербурга для наблюдения над производством на Дону следствия по делу Грузинова и его товарищей" (стр. 38-41). Казнь Евграфа Грузинова, несомненно, дело масонских рук. Им нужно было обязательно удалить преданного Императору Павлу человека, который находился при нем не только днем, но и ночью. А ведь убить Павла было решено заговорщиками именно ночью. Методы действия - чисто Паленовские: сначала возбуждается подозрение в верности Грузинова и его несчастных товарищей в государственной измене и, с помощью своих людей, спешно казнят всех, несмотря на помилование Императора Павла. Клеветали на Императора Павла I при жизни, клевещут и до сих пор, сто пятьдесят лет спустя после его убийства. Крупный "вклад" в клеветнические измышления о Павле I сделал Д. Мережковский. Ключевскому приписывают следующую весьма меткую характеристику Д. Мережковского, как "исторического романиста": "О Димитрие же Мережковском ведайте, что правда ему не дорога, жива бы была лишь тенденция". "Мастерски оперируя светом и тенью, замалчивая направленные ко благу народа мероприятия Павла Первого, его глубокую, искреннюю религиозность и благородную рыцарственность, он ярко освещает дефекты его вполне понятной в той обстановке нервозности. В результате - трагический паяц, при взгляде на которого волосы встают дыбом". Одним из ярких примеров недобросовестного стремления оклеветать во что бы то ни стало Павла I, является книга проф. Зызыкина "Тайны Императора Александра I". Е. Шильдкнехт, в опубликованной в журнале "Владимирский вестник" (№ 29) статье, совершенно резонно указывает, что: "Вся первая часть книги, говорящая о последних днях царствования Императора Павла I, чрезвычайно тенденциозна и с исторической точки зрения не выдерживает никакой критики. Чтобы какнибудь объяснить, если не оправдать преступное согласие Цесаревича Александра на устранение своего отца, проф. Зызыкину приходится прибегнуть к легенде о безумии Павла I. На чем же он базируется? На дворцовых сплетнях, на письмах каких-то иностранных резидентов, на книге Мориса Палеолога, все сочинения которого отдают по глубине мысли плохонькими бульварными романами. Это не серьезно, но есть хуже: поводы для заговора на жизнь Императора Павла I он находит в "свидетельских" показаниях его убийц. Автор игнорирует, а может быть и не знаком с книгой Леона де ля Бриера "Оклеветанный русский", написанной честным и беспристрастным иностранцем - бельгийским монахом, жившим в России при Павле I. Ссылаясь на иностранцев он мог бы упомянуть и о записке шведского посланника Стединга. Совершенно фантастична выдумка о желании Павла, вопреки им же созданному закону о престолонаследии, сделать наследником престола принца Вюртембергского, который на стр. 15-ой назван принцем, а на стр. 20-ой герцогом. Все эти фантазии исходят из предпосылки будто Павел был сумасшедшим. Где доказательства? А вот они: Палеолог пишет: "Глас Европы и всего ее народа (!!) слились в одном мнении, что не может долее царствовать сумасшедший". О мнении Наполеона (тоже ведь глас Европы), сказавшего по поводу убийства Павла: "какая непоправимая потеря", - Зызыкин умалчивает. Все его свидетельства носят характер сплетни. Один "слышал" от окружающих царя лиц, что царь сошел сума, другой "передает со слов... " и т. д. Но есть еще одно свидетельство очевидца: "он видел, как после концерта Павел остановился перед Императрицей, уставился на нее скрестив руки с язвительной усмешкой". Почему это доказывает ненормальность? Павел несомненно был несдержан и его жест показывает только, что он был чем-то возмущен и нашел нужным это показать. И еще "у Императора Павла была кухарка, готовившая в особой кухне, так как он боялся отравления". А так как один раз он был отравлен и только чудом спасся, чего как будто бы Зызыкин не знает, то эта предосторожность доказывает не сумасшествие, а благоразумие". "...Явная клевета по старинному масонскому правилу: "клевещите, клевещите, что-нибудь да останется". Но и этого мало: Зызыкин ничтоже сумняшеся "ссылается на свидетельства" сутенера и убийцы Зубова и наконец на главного, хотя и закулисного организатора преступления, английского посла Уинтворта. Само собою разумеется, не упущен и анекдот о ссылке с плацдарма в Сибирь какого-то полка".