– Ну, это, наверное, что-то вроде Бога.
Тадатуне покачал головой, и на этот раз улыбки на лице его не было. – Не шути над теми, кто выше тебя, Уилл Адамс. Куге – это знать, окружающая микадо в его дворце в Киото. У них нет земель, но, происходя из древнейших родов Империи, они подчиняются только одному микадо.
– А микадо?
Тадатуне поклонился в сторону солнца.
– Микадо происходит от бога и считается его наместником на земле. Он, соответственно, владеет Империей. Ну вот, мы и приехали.
Они вошли в деревню, которую Уилл видел с корабля. Если только это можно было назвать деревней – ничего менее похожего на улицу Лондона или Джиллингема он не встречал. Сама дорога была широкой, без какого-либо покрытия и, соответственно, очень пыльной. В то же время дома вокруг не походили на хибарки, как можно было ожидать. Вокруг собралась толпа зевак, теснившихся по обе стороны дороги у домов. Все они были одеты в свободные одежды, замеченные им раньше, и широкополые шляпы, так что отличить женщин от мужчин с первого взгляда было трудно. А что за дома! – если только это были дома. Большие покатые крыши покоились на стенах из тончайшего дерева, слегка отлакированного – это придавало им вид нарядный и одновременно даже надёжный; но он нисколько не усомнился в том, что мог бы одним ударом своего кулака проделать вход в любой из этих домов.
– Здесь о тебе позаботятся, Уилл Адамс, – сказал Тадатуне. Конечно же, самый большой дом. Но построен ничуть не солиднее остальных. А какой узкий! Дверь занимала почти всю стену дома, выходившую на улицу. Можно было предположить, что в передней больше четырёх человек не поместилось бы.
– Это ваш дом, господин Тадатуне? Молодой человек улыбнулся.
– Я не живу в этой деревне. Это постоялый двор. В каждой деревне есть постоялый двор, где могут остановиться усталые путники. Я думаю, самому усталому из них далеко до вашего состояния. Идёмте же, Магоме Кагею ждёт вас с нетерпением.
Он провёл двух европейцев вверх по короткой лестнице, остановился и снял сандалии.
– Сними обувь, Уилл Адамс. И скажи своему товарищу сделать то же самое. – Что? – переспросил Уилл, оглядываясь на толпу, собравшуюся сзади.
– Обувь, особенно такого размера и веса, как у тебя, нельзя носить в наших домах, Уилл Адамс. Поторопись, девушка хочет помочь тебе.
Уилл вдруг осознал, что дверь в дом открыта и на пороге стоит на коленях девушка. В руках у неё было что-то вроде открытых тапочек. Всё, что он увидел, – это голову с копной блестящих чёрных волос, длиннее которых он никогда не встречал. Они стекали необъятным водопадом по её плечам и спине и только у самого пола были перехвачены лентой и заплетены в косу. Видневшееся из-под этого водопада тёмно-синее кимоно напоминало полуночное море. Картина была такой красоты и изящества, что он почувствовал, как усталость оставляет его, точно облако. Он торопливо сбросил башмаки, поставил их, в точности как Тадатуне – свои сандалии, и жестом пригласил Мельхиора Зандвоорта сделать то же самое.
Девушка уже надела мягкие тапочки на Тадатуне и теперь проделала то же самое с Уиллом, коснувшись его ног самыми нежными и чудесными руками, какие он мог только вообразить. Ни одним движением она не показала, насколько это было неприятно – во всяком случае, для обоняния, – ведь башмаки не покидали его ног уже недели три.
Тадатуне уже снял нагрудный панцирь. Оказалось, что под ним находится одеяние, сходное с кимоно его менее выдающихся сограждан. Отличалось оно только великолепным качеством и замечательным густо-красным цветом. Он снял шлем и обнажил странную причёску: череп его был гладко выбрит, за исключением пучка волос на макушке, заплетённых косичкой. Косичка по длине почти не отличалась от волос девушки, но была аккуратно уложена в большой узел. Два меча он снова повесил на перевязь и улыбнулся, заметив интерес Уилла.
– Идите, девушка проводит вас.
Она подняла голову и очаровательно улыбнулась. О Марло, Марло, встань из своей могилы и приди мне на помощь, подумал Уилл. Увидел он безукоризненный овал лица с толстым слоем белил, нежно-розовые круги на щеках. Краска, казалось, подчёркивает каждую черту: прямой нос, маленький, но прекрасно очерченный рот, немного тонковатые губы и выше всего – узкий лоб, обрамлённый пышными чёрными волосами. Дальше – глаза, чёрные, бездонные, неудержимо влекущие. Ещё дальше…? Халат скрывал всё остальное, но округлость шеи, грация маленьких рук и ног, показавшихся из-под одежды при поклоне, обещали многое.
– Боже, какое видение, – пробормотал Уилл по-голландски.
– Действительно, Уилл, – согласился Мельхиор. – Эта девушка, надеюсь, накормит и напоит нас. Иначе я сейчас потеряю сознание.
Уилл передал просьбу Тадатуне.
– Конечно, – сказал тот. – Как только вы пройдёте омовение.
– Омовение? – изумился Уилл. – Уверяю вас, сэр, как бы мы ни были грязны, это несравненно менее важно, чем пустота наших желудков.
Тадатуне отрицательно покачал головой, все ещё слегка улыбаясь.
– Все вы, пришедшие из-за моря, одинаковы, Уилл Адамс. Сразу превращаетесь в варваров при виде пищи. Но ни один человек не может есть, не смыв с себя грязь. Девушка позаботится о вас.
Уилл вздохнул. Выбора, похоже, не было.
– А как её имя, господин Тадатуне?
– Её имя? О, это дочь Магоме Кагею. Её зовут Магоме Сикибу.
Глава 2.
Лучше нам не нарушать обычаев этой страны, Мельхиор, – решил Уилл. – Ведите нас, мисс Магоме.
Девушка взглянула на хатамото, который произнёс несколько слов по-японски. Улыбнувшись, она поднялась на ноги, спрятав руки в широких рукавах халата. Жестом она пригласила следовать за ней, и Уилл понял, что гостиница хотя и узкая, но вовсе не такая маленькая. Она уходила в глубь двора на неопределённое расстояние. Девушка бесшумно шагала по коридору, по правую руку которого находился ряд маленьких комнат – таких же странных, как и сам дом. Ни в одной из них не было видно мебели, за исключением циновок на полу.
Миновав несколько таких комнат, Магоме Сикибу остановилась у закрытой двери и произнесла что-то. Голос её, высокий и очаровательно мелодичный, прозвучал на удивление громко. Дверь открылась, и их встретили ещё две молодые девушки, склонившиеся почти до земли. Они оказались в задней части гостиницы, выходившей в маленький садик, окружённый белой стеной. Здесь не было подстриженных кустов и цветочных клумб, как на родине. Ряд аккуратных кустиков был разделён узкой дорожкой из гладких округлых камней; дальше, в углу, росло несколько крошечных деревьев, неизвестных Уиллу.
И всё же было очевидно, что сад требует скрупулёзного ухода и получает его. Следуя через кусты за своими тремя провожатыми, Уилл заметил, что деревья посажены на искусно сделанном возвышении в дальнем углу сада. Хотя это возвышение едва имело двенадцать футов в поперечнике, оно было спланировано как самый настоящий парк – с крохотной моделью домика, примостившегося среди деревьев на берегу ручья, впадавшего в крохотный пруд в центре.
– Какая красота, – произнёс Мельхиор. – Правда, Уилл, я поражаюсь фортуне, приведшей нас сюда.
Да, красота. И всё же Уилл настолько привык быть настороже и ожидать опасности в любой ситуации, что и сейчас не мог отделаться от чувства, будто за каждым кустом скрывается что-то враждебное.
Они дошли до конца дорожки и упёрлись в два низких и маленьких помещения, похожих на сарайчики. Одна из девушек открыла правую дверь.
Уилл взглянул на Мельхиора.
– Что ж, если уж мы зашли так далеко, можно и посмотреть, что за омовение они нам приготовили. Похоже, мы не получим еды, пока не подчинимся их законам.
Нагнув голову, он шагнул внутрь. Потолок был слишком низок, чтобы выпрямиться в полный рост, но комната оказалась довольно просторной и полной горячего пара. Впечатление было такое, будто шагнул внутрь раскалённой печи: пар поднимался прямо из-под пола, сделанного из деревянных планок; они находились на некотором расстоянии друг от друга, так что пол скорее напоминал решётку. Под ним была глубокая траншея, вырытая в земле. В дальнем конце комнаты над полом поднимался огромный дымящийся чан с водой, куда могли бы поместиться сразу несколько человек. Коснувшись его плечом, рядом встал Мельхиор. К их изумлению, три девушки вошли вслед за ними и закрыли дверь. – Это же неприлично, – прошептал Мельхиор. – Мне это не нравится.