– И мы пойдем, – сказал невысокий и седой, с военной выправкой мужчина в коричневых брюках и джинсовой куртке – один из двоих, оставшихся у машины. – Нечего смущать добрых обывателей не предназначенными для них зрелищами. Только поможем кое-кому. Да, Лена?
Стоявшая рядом с ним девушка тряхнула вьющимися рыжими волосами и подошла к Олегу. Когда опустилась на колени, он увидел огромные голубые глаза, насмешливые и вместе с тем серьезные, веснушки на носу, и две руки легли ему на плечи.
Только в этот момент он понял, что сильно замерз, несмотря на теплый летний вечер.
– Давай, дружок, – мягко сказала девушка, и Олега словно пронзил электрический разряд, болезненный и приятный одновременно. В мышцы вернулась жизнь, вновь забилось сердце. – Сам встанешь или помочь?
– Сам. – Губы слушались с трудом, и говорить было тяжело, но он сумел подняться и доковылять до машины.
Открыл дверцу и почти упал на сиденье. Через миг седой оказался за рулем, и «шестерка» стартовала с ускорением, достойным болида «Формулы-1». Промелькнула инфекционная больница, поворот на Лядова. Когда выехали на Ильинскую улицу, колеса прогромыхали по трамвайным рельсам. Промчались мимо пятачка, который горожане называли «Пять углов», и свернули налево, во двор, окруженный старинными одноэтажными домами.
Тут седой Шумахер заглушил мотор, повернулся и посмотрел на Олега с симпатией.
– Ну, молодой человек, – сказал он с улыбкой, – позвольте представиться. Меня зовут Аристарх Сергеевич, а мою очаровательную спутницу, как вы могли слышать, – Елена. – Рыженькая девушка тоже повернулась и помахала рукой. – А теперь удовлетворите наше любопытство. Скажите, как вы умудрились настолько сильно насолить нашим «серым» друзьям?
Манерой говорить седой напомнил Димку, и сердце Олега болезненно сжалось, но только на мгновение.
– Олег, – сказал он. – А вы что, тоже их видите? Ну, в смысле, как я, с рогами?
Аристарх Сергеевич и Лена переглянулись, и мужчина, покачав головой, произнес:
– Интересненько. Похоже, что сегодня кое-кому предстоит узнать много нового.
Глава 3
Михаил Петрович Игнатьев прослужил в участковых почти двадцать лет и дослужился до капитана. Повидал он за эти годы всякого – пьяниц всех сортов, мошенников, проституток, оргии «золотой молодежи», борьбу с прогулами при Андропове, с пьянством при Горбачеве, засилье бандитов после Перестройки.
Нельзя сказать, что он достиг на своем посту особых успехов, но фатальных провалов и глупостей тоже не совершил. Иногда «брал на лапу», но немного и только от проверенных людей, одни дела решал, другие притормаживал и благодаря этому жил в общем-то неплохо.
За проведенное в мундире время Михаил Петрович выработал нечто вроде персональной философии. Сам он ее никогда таким образом не называл, а именовал просто здравым смыслом. Сводился этот здравый смысл к нескольким простым положениям: люди в большинстве своем глупы; люди не видят и не слышат того, что творится у них под носом, зато видят то, чего на самом деле не существует; больше всего на свете люди любят, когда их слушают и обещают помочь.
И сегодня он в очередной раз убедился, что эти принципы работают всегда и везде.
День прошел ни шатко ни валко, в обычной рабочей суете. Но в пять часов, когда Михаил Петрович начал подумывать о возвращении домой, к плотному ужину и заслуженному отдыху, к нему в «опорник» явилась посетительница – бабуля из тех, которых называют бодренькими.
Сухонькая, морщинистая и очень-очень решительная, судя по плотно сжатым губам и блестящим серым глазам.
– Вы участковый? – спросила она с порога, не отягощая себя всякими условностями вроде «здравствуйте» или «можно к вам?».
Михаил Петрович знал многих старушек со своего участка, но лицо этой было ему незнакомо.
«Очередная правдоискательница», – с унылой досадой подумал он и, решив, что притворяться случайно забредшим в кабинет работником милиции не стоит, сказал:
– Да, я – участковый. Что у вас?
– В нашем доме сегодня странные вещи творились! Наверняка преступление! – затараторила бабка, возбужденно размахивая руками. – Вы должны немедленно пойти и посмотреть!
Михаил Петрович вздохнул, солидно откашлялся и заговорил голосом человека, смертельно уставшего от трудов праведных:
– Во-первых, какой дом? Во-вторых, какие именно странные вещи вы наблюдали?
Он полагал, что старушенция начнет рассказывать про «ирода Ваську-пьяницу, который весь подъезд измучил!» или про «молодых, что наверху живут и шумят, прости господи, жутко!».