Эксперимент со звеном Гурышева был первым отступлением от курса на точное, неукоснительное соблюдение принципа, принятого при первоначальном комплектовании главной команды страны: «тройки сборной – тройки клубов». Он себя не оправдал. Еще ясней, очевидней стала истина: сыгранность – великое оружие, фундамент волевой закалки и мастерства.
Однако обратного решения никто не принимал (для этого пришлось бы признаться в неверности такого решения), и третья тройка сборной, так блестяще начавшая свою карьеру, доигрывала в обновленном составе. Доигрывала в трудную для нас пору.
Конец пятидесятых годов. На чемпионате мира 1957 года в Москве распалась знаменитая «бобровская» тройка. Ушли следом «в запас» динамовцы. В боевом строю осталась только тройка из «Крылышек». На чемпионате мира в Москве именно на нее выпала вся тяжесть ответственности. Третья тройка стала первой. Она не только отлично играла – она учила молодежь, она передавала ей эстафету непосредственно в кипении яростных ледовых сражений, она учила мужеству и мастерству. В Москве эта тройка провела 18 шайб (Пантюхов – 7, Гурышев – 8, Хлыстов – 3). Но на чемпионате мира следующего года, в Осло, ее игра заметно поблекла. Ушел из большого спорта Хлыстов. Гурышев играл еще на чемпионате мира 1959 года в Праге, но уже с новыми партнерами – Крыловым и Николаем Снетковым. А в олимпийском турнире 1960 года в Скво-Вэлли в сборной вновь появился Михаил Бычков в связке с Гребенниковым и Цициновым.
Но все это уже было лишь слабой тенью прекрасного прошлого. Ибо лучшее время для них, этих замечательных хоккеистов, было, конечно, тогда, когда они втроем, плечо к плечу, Михаил Бычков – Алексей Гурышев – Николай Хлыстов, выходили на лед сражаться за свой клуб, за сборную страны и бесстрашно неслись вперед на крыльях победы и славы.
Глава четвертая. На рубеже двух эпох
Я снова возвращаюсь к чемпионату мира 1957 года по хоккею с шайбой, который проходил в советской столице.
Чемпионат мира в Москве! Это было тогда не просто приятной вестью для советских спортсменов и миллионов болельщиков, получивших возможность воочию увидеть сильнейшие сборные мира. Это было глобальным признанием нашего хоккейного авторитета.
Советская столица прекрасно подготовилась к проведению турнира. Именно тогда вступил в строй Дворец спорта в Лужниках. Сегодня такой привычный, обыденный, он казался нам в те дни чудом – ведь впервые получили помещение, где можно было играть в хоккей, где спортсменам не грозили ни снег, ни дождь, ни ветер.
Однако в полной мере его услугами устроителям чемпионата воспользоваться не удалось: желающих оказалось так много, что главные матчи решили проводить на ледяном поле, залитом у Южной трибуны Большой спортивной арены Центрального стадиона имени В. И. Ленина. Ежедневно сюда приходило до 50 тысяч зрителей. Думаю, что это можно с полным основанием принять за неофициальный мировой рекорд посещаемости хоккейных матчей.
Откровенно говоря, мы искренне и убежденно ждали триумфа своей команды. Но этого не произошло. Не проиграв ни одной встречи, сделав две ничьи со сборными Чехословакии (2:2) и Швеции (4:4), сборная Советского Союза вынуждена была довольствоваться второй ступенькой на пьедестале почета.
Этот относительный неуспех, свалившийся на нас в отсутствие таких грозных соперников, как сборные Канады и США, вызвал много вопросов и кривотолков.
«Что произошло? – патетически вопрошали заголовки газетных статей.
А произошло нечто совершенно естественное и закономерное: сила «первой волны» в нашем хоккее ослабла, начался процесс смены поколений, почти всегда и везде протекающий болезненно.
Старая гвардия сделала свое великое, славное дело. Она подняла наш хоккей до мировых и олимпийских высот. Но слишком поздно наши «звезды» вышли на международную арену, слишком короткий срок выпал здесь на их долю. В самом деле, в пятьдесят седьмом Всеволоду Боброву исполнилось 35, Евгению Бабичу – 36, Виктору Шувалову – 34, за тридцать или около тридцати было и многим другим героям Стокгольма и Кортина д' Ампепцо. Они славно поработали на ледяном поле, но… всему бывает конец.
Но на смену ветеранам уже подрастала молодежь, уже накатывалась «вторая волна» талантов в истории нашего хоккея. Это было поколение игроков, которое восприняло новую для нас игру как нечто естественное и родное. Это были те самые мальчишки, что играли в конце сороковых годов на всех московских бульварах и в узеньких двориках старых столичных домов в Пучкова и Гурышева, в Боброва и Бабича.