— Да, их обязательно следует познакомить друг с другом! — воскликнула Канторович, и побежала на службу.
Дмитрий ждал её у парадной, с букетом цветов, на этот раз жёлтых тюльпанов. Едва завидев Анну, Бобрев расцвёл, не хуже, чем подсолнух, подаваясь навстречу рассветному солнцу. Он в несколько шагов преодолел путь от коляски извозчика до дверей, из которых показалась любимая.
— Здравствуй, Анна, — незаметно перешёл он на "ты", а Канторович была, конечно же, только рада этому.
— Здравствуй, Дмитрий.
Она, глядя прямо в глаза Бобреву, взяла его за руку, согрев теплом ладоней. Ветер зашелестел в лепестках цветов, наполнив всё вокруг ароматом весны и радости. Так они стояли долго, не в силах сказать друг другу ни слова. Да и к чему нужны были слова? Наконец, Анна нарушила молчание:
— Я хотела бы, чтобы ты поехал со мной и познакомился с Максимом Моисеевичем Винавером, моим начальником и, — Канторович замялась, — лучшим другом. Я хочу, чтобы вы просто поговорили…
Дмитрий замешкался на секунду. Зачем Анне это? Да, ему известно, как много Винавер значит для этой девушки, но…
"Но это же шанс! Ты получишь доступ к его кабинету, в этом не может быть никаких сомнений! Только что ты будешь там делать? Воровать папки? В кабинете, скорее всего, есть несгораемый шкаф, и именно там должны храниться все необходимые регенту бумаги. Шкаф, без сомнения, заперт. Даже если нет, то бухгалтерию просто так не вынести. Если его застанут за таким занятием — Анна навсегда будет для него потеряна. Нет. Должен быть другой выход. И всё же…Зачем она хочет меня с ним, практически отцом ей, познакомить…Отцом…Неужели…Да! Да! Да!"
— Конечно, я согласен! Хоть на край света, — выдохнул Дмитрий.
Всё шло даже быстрее, чем он надеялся, в сотни раз быстрее. И он был этому несказанно рад.
— Какой ты у меня храбрый, — улыбнулась Анна. — Поехали!
Они сели в коляску, держась за руки.
— На Литейный, к военно-промышленному комитету! Гони! — радостно воскликнул Бобрев.
— Будь сделано, Ваше Благородье! — отозвался ямщик, и они помчались навстречу судьбе.
"Кучер" всю дорогу удивлялся, почему Анна и Дмитрий замолкли. Что это с ними? Но едва он обернулся, как сразу всё понял: влюблённым было не до слов, они общались поцелуями.
"А он всё-таки не играет влюблённого, он на самом деле любит…Эх, дело молодое! Совет им да любовь!"
— Приезжай-ка сегодня в шесть часов сюда, забери нас обратно. Сколько возьмёшь за это, а?
Бобрев протянул несколько мятых купюр "ямщику".
— Так эт, Ваш Благородь, тут два двугривенника, никак не меньше, — лихач отстранил руку Дмитрия.
Контрразведчик почувствовал, что коллега вложил ему что-то в ладонь.
— Но ради тебя, можно и за бесплатно, мил человек! — расхохотался ямщик.
Но его умные глаза, глаза еврея, сражавшегося против иностранных разведок, когда Бобрев ещё только начинал карьеру, оставались серьёзны.
— На секунду вставь это в замочную щель, — шёпотом сказал Ивушка Манасевич, всё это время блестяще игравший лихача. — Потом отдай мне. Спиридович просил передать, что брак Ваш благословил Сам. Понятно?
Сам регент позволил ему действовать! Дмитрий улыбался во все тридцать два зуба.
— Ай, спасибо! — хлопнул он по плечу "лихача", да так, что тот едва не свалился с козел. — Жду!
— Эх, прокачу! — на прощание воскликнул Манасевич и укатил, наверное, в Штаб.
— Пойдём, — Анна потянула его за руку, ничуть не обращая внимания на многозначительные взгляды прохожих, многие из которых были её сослуживцами.
Швейцар поклонился гостям и широко распахнул перед ними двери военно-промышленного комитета. Дмитрий оказался, можно сказать, в самом сердце врага. К счастью, ни Анна, ни Винавер, лишь недавно ставшие здесь работать, не были причастны к тёмным делишкам пятнадцатого и шестнадцатого годов. Иначе бы ему не так легко дался путь до кабинета Максима Моисеевича.
Хозяин встретил их с распростёртыми объятиями. Прямо из воздуха взялась бутылка французского коньяка.
"Может, они родственники? — подумал Бобрев, наблюдая за манипуляциями Винавера. — Так ловко управляются со спиртным!"
— Будьте как дома Дмитрий Петрович, располагайтесь! Милая Анна Павловна столько рассказала о Вас, что, право, даже из половины сказанного можно понять, что Вы — лучший человек в мире.
Бобрев хотел было возразить, но Винавер замахал руками.
— Нет-нет, не смейте спорить! Вы лучше пейте, пейте сию животворную влагу! — Максим Моисеевич протянул бокал контрразведчику, а потом повернулся к сиявшей Анне. — Голубушка, принесите-ка, пожалуйста, мне отчёт за последнюю неделю. А я пока поболтаю о всяких глупостях с Вашим другом. Вы не будете против?
Старый, умный еврей многозначительно улыбнулся.
— Да, конечно же, — Канторович всё поняла и быстро удалилась, шепнув на ухо Бобреву: — Не волнуйся, он хочет нам только добра.
— Благодарю, — кивнул Винавер, и продолжил, едва закрылась дверь за Анной. — Итак, молодой человек. В сущности, мне не так важно, кем Вы были до сего момента, героем ли, или ещё кем. Если Вы что-то…не совсем правдиво рассказали дорогой Анне Павловне, то вряд ли что-то изменится в Вашем рассказе для меня.
Дмитрий хотел было возразить, но Винавер замахал руками.
— Не принимайте близко к сердцу! Я просто слишком долго жил на этом свете, чтобы верить даже самым честным людям. Меня волнует другое. Каковы Ваши намерения относительно Анны Павловны? Любите ли Вы её? Готовы ли оберегать её? Признаться, прежде она никогда так не влюблялась в практически незнакомого человека. Но, может, оно и к лучшему. Не на этой земле заключаются браки между любящими людьми, — Винавер смахнул слезу. Старик расчувствовался. — Итак, Ваше слово?
Бобрев поднялся, вытянувшись как на параде. Нет, даже лучше, чем на параде.
— Я хочу соединить мою жизнь с жизнью Анны. Вот моё единственное желание, — просто и коротко ответил Дмитрий.
Винавер молчал. А потом…Потом взялся на сердце, растрогался, расплакался как ребёнок, обнял Бобрева.
— Простите мне мои чувства, я просто очень стар, никаких приличий уже не соблюдаю, — трогательно заговорил Максим Моисеевич. — Простите…Я покину Вас на мгновение, надо кое-что сказать помощнику: надо ведь отпраздновать этот знаменательный день не жалкой бутылкой коньяка, а чем-то более серьёзным! Не скучайте! Я скоро!
Всё внимание Дмитрия сфокусировалось на массивном несгораемом шкафе, стоявшем по правую руку от занавешенного окна, в углу. Словно яркий ореол, нимб даже, возник вокруг замочной скважины. Надо было срочно, немедленно использовать ту штуку, которую Бобрев спрятал под бинтами. Как она работает, интересно?
Мгновение. Он достаёт нечто вязкое, похожее на глину. Следующее мгновение. Он утапливает "блинчик" в скважину. Сзади раздаётся стук шагов. Хозяин возвращается.
Дверь скрипит. Она откроется вот-вот!
Что делать?
Пальцы от волнения перестают слушаться. Он дёргает "блинчик", не в силах его вытянуть. Ещё раз. Ещё. Тщетно! Ну же!
Дверь вот-вот откроется. Винавер уже что-то говорит…
Белая глина наконец-то выходит из замочной скважины и оказывается в руке у Бобрева. Что делать! Дверь уже открыта!
И тут пальцы сами собой ложатся на занавеси, отдёргивая их.
— Максим Моисеевич, прошу прощения, что хозяйничаю у Вас, но мне просто стало душно, захотелось открыть окно, — сглотнул Бобрев.
— О, я Вас понимаю!
Хорошо, что Винавер всегда до мозга костей был адвокатом, а не следователем: он инее подумал ничего "такого", когда увидел едва знакомого гостя, стоявшего спиной к нему, рядом с несгораемым шкафом, и что там трогавшим.
— Я сам с трудом здесь дышу. А тем более такое дело! Да! Такое дело! — за спиной улыбавшегося, красного как рак Максима Моисеевича показалась Анна. — Я сейчас открою…
Винавер подошёл к окну и, делая вид, что помогает открыть форточку, шепнул Бобреву: