Кирилл поднялся, играя желваками. Он прильнул к окну. Петроград уже проснулся от ночного сна. По чистым улицам засновала публика: студенты да служащие. Они с интересом поглядывали на бригады рабочих, развешивавшие на Невском бесчисленные флаги стран-участниц Антанты, ленточки и прочие мелочи, приятные глазу. Петроград уже почти готов стать городом, в котором подпишут исторический документ, в котором будет решена судьба послевоенной Европы…Честно говоря, её судьба в общих чертах уже оговорена на Совете Антанты, но ведь это юридические нюансы? Такие ненужные большинству подданных империи мелочи, на которые можно закрыть глаза.
"С другой стороны, Карл быстро согласился на подписание сепаратного мира, что заставило Германию быстренько прекратить войну. Хотя…Ха…Как бы австрийцы продолжали воевать, если две их дивизии, отправленные на Западный фронт, шлёпали без сапог и в жалком подобии мундиров?".
Какой-то особо степенного вида мужичок, кажется, из купцов, аж перекрестился, когда водрузили наше трёхцветное знамя выше антантовских флагов. Регент покачала головой.
"Да уж, то хотят вовсе втоптать власть в грязь, то молятся на его победы…И какого же тебя умом не понять, Россия"
Кирилл явно был не в духе, о чём говорил его усилившийся сарказм. В моменты особого напряжения, в минуты тягостных решений Великий князь мысленно (а изредка — и вслух) выдавал такие комментарии, что хоть сейчас продавай сатирикам. Можно было бы заработать побольше, чем за всю жизнь на посту командира Гвардейского флотского экипажа.
"И всё же…Надо спасти Карла. Он помог России. Тем более, он один из последних монархов Европы. Падут Габсбурги, и в Европе больше не останется державных властителей. Немцам тоже не устоять. Надо будет принять какие-нибудь меры и в отношении Германии…Но в первую очередь надо вытащить из передряги Карла. Это дело чести!"
В дверь раздался ненавязчивый, но уверенный стук. Похоже, пришли докладчики.
— Да-да, пожалуйста, проходите!
"Чёрт, а ведь еду даже не убрали! Надо же было распоряжение отдать! Вечно забываю!"
Кирилл Сизов за прошедший год так и не смог привыкнуть к порядкам придворной жизни. Наверное, целую жизнь надо на это потратить.
— Прошу прощения, Ваше Высокопревосходительство!
Кирилл едва не выдохнул: всё-таки это был не проситель, а человек из прислуги.
— Да, голубчик, пожалуйста, заберите. Передайте мою благодарность повару…
— Но Вы ведь даже не притронулись, Ваше Высокопревосходительство!
Кирилл скосил взгляд на тарелку. И вправду, все пельмешки были на месте.
— Отдайте кому-нибудь из караула, им это будет полезнее, чем мне. Дела…Дела заставили желудок замолкнуть…
— Выше Высокопревосходительство, — даже с некоторой грустью произнёс "голубчик" в гофмаршальской ливрее и удалился.
Не успела дверь закрыться, как влетел некий усатый субъект. Лицо его раскраснелось, пенсне, слетевшее с переносицы, раскачивалось на верёвочке чуть пониже правого уха. В руках уместилась кипа бумаг. Да-с. Георгий Константинович Гинс собственной персоной, начальник канцелярии Его Императорского Величества. Пришёл груза на плечи взвалить, не иначе. В такие моменты Кирилл понимал Александра Третьего, которого захотели отвлечь известием из Европы от рыбалки. В ответ на это Миротворец ответил, что "Европа может подождать, пока русский царь удит рыбу". Собственно, дела так не делаются…Но как же они надоедают, эти дела!
Отчаянно хотелось уйти на отдых. Чтобы сон неделю кряду, чтобы никаких дел и никаких просителей, и чтобы мир во всём мире и, особенно, в отдельно взятой стране.
— Кирилл Владимирович, вот те бумаги, которые Вы просили подготовить.
Десяток листов был испещрён графиками, формулами и всевозможными чертежами.
— А это — тот самый…кхе-м…договор о сотрудничестве. Может быть, это и не моё дело, но условия достаточно тёмные. Я, как юрист, нахожу их довольно-таки расплывчатыми и…будь моя воля, такое я бы не подписал.
Гинс мялся. Пенсне смешно так раскачивалось в такт его кивкам…
— Не бойтесь, Георгий Константинович. Всё пройдёт гладко. Вы, кстати, уже подготовили текст указа о введении в действие Гражданского уложения и нового акционерного законодательства? Всё-таки уж очень долго до них руки Думы не доходили, четыре года всё никак не подошли к их обсуждению, были заняты обсуждением слухов о сепаратном мире, — теперь же медлить нельзя.
Кирилл товарищески похлопал Гинса по плечу, а потом водрузил пенсне начальника канцелярии на законное место.
— Благодарю, — Гинс выудил из своего портфеля объёмистый конверт. — Здесь и указ, и тексты самих законов. Когда мне приказать начать печать и рассылку в губернии текста?
— Вечером, пожалуйста, вечером начинайте! — улыбнулся регент. — Текст мне сегодня понадобится, оставьте у меня. Или у Вас есть копии?
— Конечно же, есть, — с довольным видом кивнул Георгий Константинович. — Только…вот…Кирилл Владимирович…
— Спрашивайте, спрашивайте! У меня сегодня хорошее настроение!
И вправду, дела шли лучше, чем ожидал Великий князь. Полученные только что документы в ближайший же час ой как пригодятся! Даже извечная нерешительность Гинса при общении с "начальством" не раздражала. Честно говоря, Георгий Константинович представлялся ему боле решительным. Может быть, всё дело в том, что вопрос касался его излюблённой темы? В истории Кирилла Сизова он, ученик великого Петражицкого, автор диссертации о водном праве в Средней Азии, напишет и издаст несколько интересных работ о предпринимательстве и юридических лицах, затронет тему солидаризма и синдикализма. А здесь ему удалось прикоснуться, что ли, к созданию той юридической материи, которую до этого Гинс только изучал и применял.
— Не кажется ли Вам, что такие преобразования сложно будет дать помимо народного представительства? Тем более такой массив правовых актов, который может с лёгкостью перевернуть весь гражданский оборот с ног на голову…Хотя…
Гинс задумался, поймав на себе выжидающий взгляд Кирилла.
— Хотя Столыпину, наоборот, это представительство только мешало. Кто знает, что было бы, имей возможность Пётр Аркадьевич преобразования свои проводить беспрепятственно?
"Завкацелярщиной" смотрел в сторону, когда произносил эти слова. Недоговаривает. Но почему? Боится реакции Кирилла? Но ведь всегда выслушает, примет меры. Правда, какие именно, это уже другой вопрос. Сизов начинал потихоньку понимать всех правителей России от предшественников Рюрика включительно до последнего генсека исключительно. Дело в том, что создавалось стойкое впечатление: ты стараешься, но всякий твой приказ коверкают, извращают на местах. И ладно бы назло, ладно бы какие-нибудь враги гадили. Враги на то и есть, чтобы гадить, от них и ждут этого. Но когда мешают друзья — становится не по себе. Вот так и Гучков, "прихлебатель буржуазии и самодержавия", как его любили величать, сделал немалое для победы пролетариата. Он просто считал, что делает России добро. Правда, был нюанс: октябрист думал, что только он один знает, как надо то самое добро даровать стране. Остальные, особенно власть имущие, по его мнению таким качеством не обладали. Они якобы мешали. Ну вот их…и того…революционизировать захотели. Это навроде венерической болезни, только порошками не вылечишься. По-дружески революционизировал…А потом…
— Ладно, Георгий Константинович, не важно. Благодарю Вас за помощь, документы пришлись как нельзя кстати! — Великий князь пожал руку Гинсу. — И, пожалуйста, больше не бойтесь выражать собственное мнение. Оно важно для меня.
Юрист замялся. Надо было срочно разрядить обстановку. Каким образом?
"Думай, думай! Нельзя допустить, чтобы ближайшие сподвижники утаивали от тебя что-то. Иначе не за горами переворот. Так…Кажется, придумал.
— Только не думайте, что я не буду его критиковать, — подмигнул Кирилл. — И подготовьте, пожалуйста, список лиц, которые могли бы войти в предусмотренное новым законом учреждение по борьбе с недобросовестными монополистами. Я знаю Ваши великолепные познания в этом деле. И я очень хотел бы, чтобы в группу непременно вошёл господин Петражицкий. Передайте ему, что одна только монография о правах добросовестного владельца обеспечила бы ему место в антимонопольном комитете.