«Доминиканские монахи, убийцы, творцы великого беззакония, закрыли уши свои, как гадюки, от правды, которую не могли они понять, и исказили её, скрутив в клубок, как скручиваются в клубок ядовитые змеи… Они были введены в заблуждение горящей ненавистью своей и дикой алчностью своей».
С такими словами обратился в 1308 году к «достопочтенным докторам и учёным мужам Парижского университета» анонимный тамплиер, вероятнее всего, имевший высокое положение в Ордене, похоже, что сам прошедший через застенки, а потом бежавший. Кажется, невозможно опровергнуть то, что он говорит в защиту Ордена:
«Многие, как в старые времена, так и сейчас, покинули Орден из–за того, что им не хватило твёрдости в достижении цели. После такого отступничества они заслужили множество насмешек от друзей своих и родных, потому что Орден отверг их. Если эти люди знали о позоре в Ордене, почему молчали они, когда могли оправдаться, сказав, что не хотели оставаться среди людей, замешанных в такой дикости? Вместо этого, после слезных молитв и длительных настойчивых просьб, кающиеся грешники получали разрешение вернуться и ели год и день на голой земле, питаясь шесть дней хлебом и водой… Так почему же эти люди возвращались, как пес на блевотину свою и исполняли такую большую епитимью? Другие, которые так тяжко согрешили, что по правилам ордена не могло быть им даровано разрешение на возвращение, почему они не разоблачали этот позор?
Среди сотни братьев Ордена, находящихся в египетских тюрьмах, есть те, кто предпочли умереть в послушании Ордену, дабы получить жизнь вечную, лишь бы не делать ни чего против веры своей, а если бы предпочли они предать веру свою, их бы почитали среди сарацин, но они предпочли закончить дни в повиновении вере своей».
Анонимный тамплиер писал в условиях, когда уже не подвергался опасности, но ему вторят и голоса из застенков. Тамплиерский священник Пьер де Болонья был одним из самых стойких и искусных защитников любимого Ордена. Он говорил, что обвинения в «постыдных, неразумных, греховных и отвратительных вещах лживы и поистине несправедливы, всё это выдумано, создано из ничего, благодаря клеветническим показаниям врагов и соперников, на самом деле орден тамплиеров чист и безгрешен, как и всегда прежде. Все, кто утверждает обратное, поступают, как лживые предатели и еретики, желая посеять плевелы вражды, однако, тамплиеры готовы вынести всё это и противостоять злу сердцем, устами и деяниями — всеми мыслимыми способами, какими следует и должно бороться с клеветой».
Ему было 44 года, мужественному отцу Пьеру. На момент ареста он состоял в Ордене 26 лет, то есть всю сознательную жизнь. Неужели все эти годы он был христопродавцем? Человек, предавший Христа, как и любой другой предатель, не может быть стойким, а он бесстрашно обвинял в клевете самых могущественных людей Франции. Возможно ли поверить, что следующие слова он сказал лишь из хитрости и лукавства: «Удивительным является то, что более всего доверяют лжецам, которые дают показания в угоду собственной плоти, не думая о тех, кто как истинные мученики — христиане умерли под пытками, не предав истины. Подобно этим мученикам и живые, упорно отстаивая истину и опираясь исключительно на силу своего духа, ежедневно подвергаются в тюрьмах страшным пыткам и прочим страданиям, а так же позору, поношениям и унижениям».
Не многим дано выдержать пытки, на это способны только исключительно сильные люди. Конечно, отец Пьер имел моральное право обвинять тех, «которые дают показания в угоду собственной плоти», он сам через это прошел. Но мы такого права не имеем, нас там не было. Неужели у кого–то повернется язык осудить тамплиера Понсара де Жизи, который говорил:
«В течение трех месяцев до того допроса, на котором я сделал признание в присутствии епископа парижского, меня неоднократно отпускали в колодец, так туго стягивая руки за спиной, что из–под ногтей выступала кровь. Если меня снова будут пытать, я, конечно, отрекусь от всего, что говорю сейчас и скажу всё, что будет угодно моим мучителям. Во имя ордена я готов лишиться головы, быть сожженным на костре и сваренным заживо, но не могу терпеть столь ужасные длительные пытки, каким меня не раз подвергали за более, чем два года, проведенные в тюрьме. Пыток я больше не вынесу».
Какой простодушной искренностью дышат слова несчастного Понсара. Он вроде бы честно признается в своей слабости, но в чем эта слабость? В том, что ради чести Ордена он охотно готов сгореть на костре или быть сваренным заживо? Палачи сломали его пытками, но не превратили в ничтожество. Едва лишь будучи избавленным от пыток, от тут же встал на защиту Ордена.