Мы подумали и решили, что оставить их не можем. Заняли позиции вокруг храма, понимая что вдесятером долго не удержимся против нескольких сот боевиков. Но погибнуть, защищая храм — хорошая смерть для русского тамплиера. И, может быть, Богу угодно, чтобы в этом храме как можно дольше совершалась Божественная Литургия.
Мы сразу начали соблюдать строгий пост, батюшка ежедневно совершал литургию, и все мы ежедневно причащались. Удивительное это ощущение, когда знаешь, что в любую минуту могут придти, чтобы отнять у тебя жизнь, а ты, только что причастился… На душе — спокойствие, а все чувства обострены — краски яркие, звуки гулкие, каждое слово кажется исполненным величайшего значения. Меж собой говорили мало, больше с Богом беседовали. Так прошла неделя. Потом пришли боевики. Их было гораздо меньше, чем можно было ожидать, где–то человек тридцать.
Стояло раннее утро, батюшка только что начал служить Божественную Литургию. Когда дозорные доложили о приближении боевиков, наши все покинули храм и заняли заранее подготовленные позиции. А батюшка продолжал служить, и старики с внучкой даже не шелохнулись, продолжали молиться.
Ставров вышел к боевикам один и спокойно, твердо сказал: «Воины, во имя Аллаха, милостивого, милосердного, прошу вас не препятствовать Богослужению. В храме славят Творца вселенной, отнеситесь к этому с уважением». Мы знали немало чечен, на которых эти слова могли возыметь должное действие, но к нам пришли другие чечены. Подонки, ни когда не державшие в руках Корана, но ненависть к христианству считающие национальной традицией. Ставрова могли сразу же прошить автоматной очередью, но вместо этого решили ударить прикладом по лицу. Он увернулся и сразу же в ответ ударил кинжалом. Мы тут же поддержали его с флангов. Схватка неожиданно стала рукопашной, так ни одного выстрела и не прозвучало. Кто орудовал автоматом с примкнутым штык–ножем, а кто длинным кинжалом.
Схватку я почти не помню, сознание как–то сразу отключилось. Запомнил лишь несколько искаженных лиц боевиков и звуки Божественной Литургии, доносившиеся из храма. Точно могу сказать, что ненависти я тогда не испытывал. Какая ненависть, если Литургия? Только все время шептал: «Господи, помилуй нас всех».
В какой–то момент я не увидел перед собой очередного врага. Осмотрелся и вижу: на ногах только наши, а боевики полегли все до единого. До сих пор не могу понять, как мы вдесятером смогли уложить три десятка бандитов. Они были покрепче нас и боевого опыта у них, конечно, было побольше. Но Бог был с нами, а с ними — только ненависть.
Наших погибло двое. Ставров был весь изранен до того, что живого места на нем не было, потом мы насчитали у него 34 проникающих ранения, но удивительное дело — ни один жизненно важный орган не был задет. Остальные ребята — лишь легко ранены, впрочем — все до единого. У боевиков — двое тяжело раненых, остальные — мертвы. Мы не хотели этого, наша задача была только отразить нападение, да и на это не надеялись, просто решили умереть. Но Божья воля была иная.
Наспех перевязались, зашли в храм. Батюшка как раз «Отче наш» читает. Божественная Литургия завершена. Ты представляешь, наш бой позволил завершить Литургию.
— В Святую Софию Константинополя турки ворвались во время Божественной Литургии, ни кто не мог задержать их у храма, — задумчиво вспомнил Сиверцев. — Говорят, что священник с чашей ушел прямо в толщу стены, где и доныне пребывает, а в последние времена он выйдет из стены и дослужит Литургию.
— Да… А в нашем храме стены были тонкие, а батюшка — мужчина весьма крупный, ни как бы ему внутри стены не поместиться. И Бог дал завершить Литургию. Её нельзя не завершить, это вообще невозможно, ты понимаешь, Андрюха?
— Понимаю. Существование мира только тем и оправдано, что в мире совершают Божественную Литургию. А чем там у вас дело закончилось?
— Батюшке сказали, что теперь точно надо уходить, он уже не спорил. И старики с внучкой тоже согласились на эвакуацию. Мученический венец — дар Божий. Если Бог тогда сохранил нам жизнь, значит ни кто из нас уже не имел права проситься на крест. Отпели и похоронили наших ребят, закопали боевиков, а двум раненым чеченам оказали помощь и тоже взяли с собой, позднее оставили их недалеко от чеченской деревни.