«Здесь были казармы сержантов… здесь — кельи рыцарей…» — ронял себе под нос Филипп, ни к кому не обращаясь. Они прыгали с камня на камень, ежеминутно рискуя сломать ногу посреди чудовищных завалов. Не везде смогли пробраться, да и не ставили такой задачи. Неожиданно Филипп внимательно посмотрел в глаза Анри и доверительно сказал: «Пойдём в храм, помолимся».
В храме всё оказалось на удивление целым, никаких следов сознательного осквернения. Всю церковную утварь тамплиеры, конечно вывезли, покидая Тортозу. Каменный куб престола стоял необлачённый, непривычно было видеть его таким, но грязи на нём не было. Филипп и Анри встали перед престолом на колени, молились молча каждый о своём. Потом Филипп встал и, обращаясь к Анри, так же поднявшемуся, начал быстро шептать:
— В 91‑м, когда судьба Акры уже висела на волоске, командор послал меня с последней галерой на Кипр. Они все погибли, и я должен был погибнуть вместе с ними, но я жив. Хотя, не уверен. Мне кажется, моя душа умерла ещё тогда, под камнями Акры. Видел ли ты когда–нибудь как сражаются мёртвые рыцари? Скоро увидишь.
Глаза Филиппа де Шапрея вдруг стали жалобно–больными, как у побитого пса. Анри подумал, что Филипп безумен, но юноша преклонялся перед безумием этого старика, душа которого умерла вместе с боевыми товарищами уже так давно. Почему он вдруг решил распахнуть перед мальчишкой свою мёртвую душу? Наверное, потому что рядом больше никого не было. Или он вообще разговаривал не с Анри. Может быть — с ангелом смерти. Для мёртвого рыцаря не имело значения то, что у ангела оказалось лицо случайного мальчишки.
— Мы вернём Святую Землю, брат Филипп, — тихо прошептал Анри.
— О нет, мы ничего не вернём. Мы не имеем права владеть Святой Землёй… Мы снюхались с безбожным Газаном. Мы больше не надеемся на Бога, и Бог больше не надеется на нас. Как заслужить хорошую смерть? Ты не знаешь? Я устал быть мёртвым. Я хочу к магистру де Боже, потому что он жив, и рядом с ним — жизнь.
Маршал Ордена Храма Бартоломе де Кинси, осматривая руины Тортозы, обратил внимание на то, что видит вокруг себя только белые плащи своих тамплиеров. Где же остальные рыцари? Покинув руины, маршал увидел, что киприоты и госпитальеры не решились войти в Тортозу. Он обратился к Амори Тирскому, брату короля Кипра:
— Ваше высочество, в руинах крепости можно устроиться куда удобнее, чем на голой земле, некоторые помещения хорошо сохранились.
— Тортоза принадлежит Ордену Храма. Мы не можем без приглашения хозяев вступить в её пределы.
Маршал благодарно посмотрел на Амори и, поклонившись, сказал:
— Тамплиеры приглашают всех благородных рыцарей воспользоваться гостеприимством Тортозы.
Начались кровавые набеги крестоносцев на окрестные селения. Налетая на мирных мусульман, они убивали всех, кто поднимал оружие, остальных брали в плен, с тем, чтобы потом продать на невольничьих рынках Кипра, а селения сжигали. Анри работал так же, как и все — безжалостно и хладнокровно. Это была именно работа — очень утомительная, совершенно неопасная и чрезвычайно грязная. Его сердце не сильно содрогалось от мысли о том, что их разбойничьи набеги мало напоминают священную войну, и пока они принесли на Святую Землю только горе и слёзы, даже не вспоминая о высоких целях похода. После разговора с де Шапреем в душе Анри что–то оборвалось, он обострённо чувствовал, что их экспедиция уже провалилась. Не тот был дух у воинства Христова, не тот, чтобы побеждать, а значит уже ничто не имеет значения. Вопросы, однако, накапливались, и он решил задать их маршалу Храма Бартоломе де Кинси:
— Мессир, мне не вполне понятно, зачем нужны эти разбойничьи набеги? Ведь на нас никто не нападает, и мы могли бы спокойно дождаться Газана.
— Деньги, юноша. За невольников на рынках Кипра мы получаем очень хорошие деньги. Крестовый поход должен сам себя финансировать.
— Не припомню, чтобы я вступал в гильдию работорговцев. Но раз уж нам не известны другие способы зарабатывать деньги, значит, ничего не поделаешь. Только я вот ещё что не понимаю: если мы хотим владеть этой землёй, то неужели нам безразлично, что нас здесь все ненавидят? По белому плащу с красным крестом здесь ещё долго будут узнавать охотника за рабами.
Анри говорил очень устало, без гнева и возмущения, казалось, ему безразличны ответы на те вопросы, которые он почему–то вынужден задавать. Маршал почувствовал состояние юного рыцаря и счёл за благо не обижаться на его хамство:
— На восточной войне не бывает мирного населения. Когда мы начнём продвигаться вглубь Святой Земли, каждый ребёнок, каждая женщина постараются всадить нам в спину нож. Сегодня нам спокойнее иметь у себя за спиной выжженную землю. А какие последствия это будет иметь завтра… узнаем, если доживём. Скажи прямо, ты не хочешь участвовать на набегах?