После его разговора с Алексеем Алексеевичем прошла всего неделя. Андрей не исключал, что эту загадочную личность ему сознательно подсунули, срежиссировав случайное знакомство. Причём было даже не ясно, советские спецслужбы это сделали, или американские. Не ясно, и не важно, он не собирался иметь дел ни с теми, ни с другими. Дел у него вообще никаких больше не осталось. Ни в Эфиопии, ни в советской армии. Кем бы ни был этот полковник, но Сиверцев ни минуты не сомневался, что говорил он правду – и про войну, и про политику, и про всё это дерьмо. Эта правда выжгла в душе Андрея всё, что там ещё оставалось живого.
Теперь они просто наступали на эритрейских сепаратистов, которые вовсе не были никакими сепаратистами. Эритрея не входила в состав Эфиопии, всегда сохранявшей независимость, уже хотя бы потому, что Эритрея была колонией Англии. В 1952 году англичане ушли из Эритреи, а в 1962 году Эфиопия попросту захватила эту получившую независимость страну, сделав её одной из своих провинций. Всему миру император Эфиопии объявил, что чуть-чуть попозже они обязательно дадут Эритрее независимость, а пока только за порядком последят. Но потом император уже не вспоминал про это своё обещание. А захвативший власть полковник Мариам и тем более не собирался давать Эритрее независимость. Эта страна, наконец, восстала за обещанную ей свободу. А Мариам всем пытался внушить, что возникла угроза территориальной целостности Эфиопии.
Русские, когда ещё враждовали с Эфиопией, усиленно вооружали Эритрею. Теперь русские вместе с друзьями-эфиопами, которых также успели вооружить, шли войной на ранее вооружённых ими же эритрейцев. Попросту говоря, помогали одной стране окончательно поработить другую, не жалея ради этого ни оружия, ни денег, ни жизней своих офицеров.
Эритрейские повстанцы отступая, минировали всё что могли. Отступали не только войска, всё мирное население Эритреи бросало свои деревни и города, не надеясь на милость наступавших эфиопов. Эфиопская армия вошла в эритрейский город Тессенея, на улицах которого им не встретилось ни одной живой души – всё население до единого человека покинуло свои жилища. Армию-освободительницу отчего-то никто не хотел встречать цветами и вообще никак не хотел встречать. Вот тут-то и началась веселуха, какой ни одному советскому офицеру раньше видеть не доводилось.
Солдаты доблестной эфиопской армии дикими ордами бросились грабить брошенные дома и магазины. Эритрейцы покидали свой город в такой спешке, что почти ничего не взяли с собой. Самые разнообразные товары красивыми горками возвышались на полках супермаркета, в который зашёл Сиверцев, только раскрытая касса была пуста. Андрей взял с полок бутылку «Смирновской» водки, две бутылки какой-то штатовской минералки и палку сервелата. Разложив всё это на прилавке, спокойно выпил, закусил и аккуратно упаковал свои приобретения в позаимствованный здесь же пластиковый пакет. Прежде чем покинуть магазин, ещё раз окинул его повеселевшим глазом и подумал: «А ведь товаров-то здесь побольше, чем в Эфиопии, чувствуется тлетворное влияние Запада». Выйдя на улицу, он, уже преодолев походную усталость, начал проявлять интерес к самому городу: к архитектуре, улицам, скверам. Всё здесь было гораздо лучше, чем в Эфиопии: богаче, изысканнее, современнее. Эритрея, вытянувшаяся вдоль берега Красного моря, несла на себе множественные следы присутствия греков, итальянцев, англичан. Иностранцы, рвавшиеся в эти края, довольствовались, как правило, приморской равнинной Эритреей, сами не желая залезать дальше в эфиопские горы. В итоге Эфиопия наслаждалась свободой, в Эритрея – цивилизацией. Не удивительно, что Мариам захотел объединить и то, и другое под своим революционно-монархическим патронажем, тем более что без Эритреи Эфиопия вообще лишалась выхода к морю.