— Да ведь христианство, я полагаю, куда побольше вышесказанного.
— Ещё бы не побольше. Содержание «исламского призыва» составляет весьма незначительную часть от содержания христианства. Да кроме того, в третьем пункте — большое лукавство. На самом деле ислам не призывает к очищению души и вообще никаких требований к душе не предъявляет.
— Но если исламские богословы призывают очищать душу, в каком смысле ты говоришь о том, что они этого не делают?
— В том смысле, что они противоречат сами себе. Вспомни «пять столпов ислама», пять основных требований, которые предъявляет ислам к своим последователям. 1. Исповедовать, что нет Бога, кроме Бога, а Мухаммад — пророк Его. 2. Совершать молитву. 3. Отдавать часть имущества бедным. 4. Совершить паломничество в Мекку. 5. Соблюдать пост в месяц рамадан.
Любой мусульманин, выполняющий эти пять нехитрых предписаний — хороший мусульманин. Никто не вправе требовать от него большего. Но где тут хоть одно слово об очищении души? Конечно, ислам призывает совершать хорошие поступки и не совершать плохих, но это остаётся не требованием, а пожеланием, поскольку никакого богословского обоснования не имеет. Даже сильно примитивизированное христианство и то объясняет, почему человек не должен совершать дурных поступков — потому что за это он попадёт в ад. А вот как богословствуют мусульмане: «В хадисах Али утверждает, что посланник Аллаха говорил: «Всякий, кто умрёт, не совершив в этой жизни многобожия, будет введён Аллахом в рай». И ещё: «Всякий, кто придерживается единобожия, тому рай обещанный»». Отсюда совершенно непонятно, зачем воздерживаться от дурных поступков, зачем заниматься очищением души, если достаточно придерживаться единобожия, и ты попадёшь в рай.
— А ведь получается, что, с мусульманской точки зрения, представители всех направлений иудаизма и всех христианских конфессий так же попадут в рай, поскольку придерживаются единобожия. И тогда не понятно, зачем нужен ислам?
— Вот то-то и оно.
— Но в исламе всё же есть понятие греха?
— Да есть-то оно есть, но мусульмане понимают грех очень упрощенно. Для христиан грех — болезнь человеческой природы. Основное содержание христианства — искусство излечения от этой болезни, то самое очищение души. Мусульмане понимают грех, как юристы, для них это нарушение божественного закона. Ислам предписывает: «Если ты совершил дурной поступок, то соверши вслед за ним хороший, который сотрёт его». Видишь, как всё просто: не надо замаливать грех, не надо бороться с греховными помыслами, не надо никакого покаяния. Просто соверши вслед за дурным поступком хороший и сотрёшь свой грех — больше можешь о нём не вспоминать и грешить дальше. Так можно сегодня убить кого-нибудь, а завтра раздать щедрую милостыню — и никаких проблем. Не говоря уже о том, что для мусульман грех — только поступок. О греховных помыслах или желаниях, за которые, по представлениям христиан, так же приходится расплачиваться, они вообще представления не имеют. В этом смысле ислам нравственно ниже не только «религии Иисуса», но даже «религии Моисея». Ведь одна из десяти заповедей гласит: «Не возжелай жены ближнего своего». А мусульманин вообще не поймёт, как это одно лишь желание может быть грехом? Да и не станет мусульманин морочить себя такими вопросами, потому что для него преодоление последствий греха — вообще не тема.
— Меня ещё поразили мусульманские представления о рае. Я читал, что каждый находящийся в раю должен ежедневно иметь 343 тысячи гурий и поедать 24 миллиона видов разных лакомств.
— Вот как раз к мусульманскому раю и к гуриям я не стал бы цепляться. Мне не нравится, когда ислам критикуют на уровне пошлых анекдотов, превращая сравнение религий в заурядную перебранку. Мы им злорадно припомним гурий, они столь же злорадно начнут хихикать по поводу раскалённых сковородок, на которых, по христианским представлениям, жарят грешников в аду.
— Но ведь в христианском учении адские сковородки нельзя понимать буквально.
— А кто тебе сказал, что гурий надо понимать буквально? Серьёзный исламский богослов, описывая рай, отнюдь не станет соревноваться с «Кама-сутрой», так же как и христианские богословы, говоря про ад, не возьмут за образец застенки гестапо. Всё это представления, бытующие на самом низком уровне религиозного сознания, их крайне некорректно комментировать. Ведь мы же не хотим, чтобы о христианстве судили по тому, что мелют наши бабушки в церквях.
— Ну ладно, не станем цепляться к эротическим фантазиям бесхитростных вояк. Хотя. Если мусульманин день и ночь мечтает только о красивых наложницах, это ведь ни сколько не противоречит требованиям ислама — ни один мулла его ни в чём не упрекнёт. А по христианским представлениям это грешник, одержимый блудной страстью.
— Да, это уже серьёзнее. Ислам предъявляет к верующим очень невысокие нравственные требования. Мусульманином быть легко, потому, очевидно, этот упрощённый примитивный вариант монотеизма получил такое распространение. Это как популярные брошюрки для простых людей, где коротко и доступно излагают сложные теории. Тут всё просто и понятно. В такой религии обывательскому разуму легче успокоится.
— Но в исламе успокаивались не только умственно ленивые обыватели, но и гениальные учёные-мусульмане. Как же ислам удовлетворял интеллектуальные запросы самых передовых учёных своего времени?
— Я же не говорю, что это религия дураков. Ислам утверждает принципиальную непознаваемость Бога, это влечёт за собой отсутствие в исламе сколько-нибудь развитого богословия. Простым воякам это нравилось потому что не надо ничего изучать. Учёным непознаваемость Бога нравилась потому что Бог ислама — максимально абстрактен, алгебраичен. Немецкий писатель Хайне в романе «Ожерелье голубки» вкладывает в уста своего персонажа-мусульманина очень интересные слова: «Восток находится во власти разума, Европа — чуда. Мечеть — не священный дом Бога с алтарём, на котором происходят чудеса. Мечеть — не мистическое место, а место для собраний. Сущность ислама так же отвлеченна, как число. Нет никакого совпадения в том, что сыновья Аллаха развили основы математики. Гениальная новизна арабских цифр состояла в введении нуля, загадочного знака, собственно несуществующего числа. В нуле кроется существо абстрактного Бога из пустыни».
— А знаешь, Дмитрий, в таком понимании есть своё величие. Мусульмане в почтительном безмолвии склоняют головы перед непознаваемостью Бога, испытывая священный трепет. Может быть, в безмолвии перед лицом Тайны гораздо больше мудрости, чем в многословии? Все наши слова слишком грубы и несовершенны, они не достойны Бога. В таком священном безмолвии есть что-то глубоко мистическое.
— Вот это продукт русского мозга, — Дмитрий весело улыбнулся. — Даже абсолютное отсутствие мистики, построенное на крайнем рационализме, мы готовы понимать, как нечто «глубоко мистическое». В русском преломлении не только ислам, но и атеизм становится мистичным. Впрочем, твой подход мне симпатичен, тут что-то такое есть. Главное, с чем я согласен — нельзя оглуплять взгляды оппонентов. Если мы хотим не просто разругать, а понять ислам, мы должны попытаться представить, чем может быть ислам в высшей точке своего развития, что он может дать человеку по максимуму.
— Впрочем, стоит задуматься, каковы нравственные последствия этого «священного безмолвия»? Люди молчат, Бог молчит, а что в итоге? Не ровно ли нулю участие в делах людских того Бога, сущность которого лучше всего выразима нулём?
— И вот тут мы подходим к самому главному. В исламе связь между Богом и человеком максимально ослаблена именно потому что Бог — абстрактен. Ислам не только отрицает, но и осуждает идею любви к Богу. Мусульманский богослов XIII века ибн Талийя писал, что любовь предполагает прежде всего соотнесённость, пропорциональность, которых нет и не может быть между Творцом и творением. С точки зрения ислама это в высшей степени логично. Бог не может любить людей, и люди не могут любить Бога. Слишком несопоставимые величины. Любому математику это понятно. А вот христианство выше логики и математики. В основе нашей веры — чудо Боговоплощения. Сын Божий, Богочеловек жил среди нас, поэтому Его можно любить, и мы знаем, что Он нас любит. В исламе же непознаваемость Бога приводит к его бесконечной удалённости от человека. Бог так далёк, что людям остаётся одно — здесь, на земле, заниматься своими земными делами. В итоге ислам стал религией очень земной, очень человеческой, реализующей связь с высшем духовным миром на очень формальном уровне — без участия сердца, без чувства.