Охотник понял, что он не имеет права ни на минуту отдыха. И ему не нужен был отдых. Он мог двигаться все время, не останавливаясь, сквозь мрак и лед.
Петрекеску положил руку на бедро и пошел вперед с нечеловеческим упорством.
Черешарам посчастливилось — изможденные невыносимым мраком, они завернулись в одеяла и в спальные мешки, ожидая, со свинцом в всем теле, целебного сна. Но сон медлил. Сперва его желали все, даже в глазах пекло, потом начали бессознательно соревноваться с ним, даже не ведая этого. Каждый отступал в свой мир, готовясь ко сну, где будет много солнца, света и оно будет обрызгивать их, словно дождь.
Виктор замаскировал фонарь под одеялом так, что лишь маленький лучик падал на тетрадь с записями.
И утомленная рука передавала будничными словами мысли — трудные, путаные, изнуренные…
«Я не могу быть искренним с вами, — писал Виктор. — Я хотел, но не могу. Я уверен, что страх донимает меня значительно глубже, чем вас, но на это не надо обращать внимание. Знали бы вы, какие мысли приходят мне в голову!.. Но вы не должны этого ощущать… Клянусь вам — я не думаю о себе… Знаю, что нам угрожают опасности, бр-р-р! — как говорит Тик, но выше этого есть что-то очень красивое, словно свет… я устал… свет… Все наше путешествие — свет… Кто-нибудь сделал бы так же, как мы… Наше странствие — словно свет, так как здесь, у нас, в пещере не может ничего быть красивее, чем свет… здесь, в этом мраке… Все наше странствие — свет… Ух-х-х…».
Виктор закрыл тетрадь и погасил фонарик. Сон обязался побороть его.
Самым упертым противником сна оказался Тик. Он старался не спать как только мог: щипал себя, проводил пальцами, макнув их в холодную воду, по глазам, но чаще всего — ощупывал волшебную коробочку и с отчаянием искал в своем воображении магическое слово. Несколько раз он, проговорив слово «Звонок», освещал фонариком руку, ногу, даже лицо. Но каждый раз видел освещенные части тела, и каждый раз кто-то шипел на него, чтобы он погасил свет. Итак, видели и они его. Так как если бы не видели, то пришли бы в изумление, сказали бы что-то другое… И вмиг Тик понял самое страшное: он не знает волшебного слова, настоящего волшебного слова! Оно должно быть другим, а не тем, что пригрезилось ему. Поэтому он тихонько протянул руку, словно погладил волосы Марии, и спросил чуть слышным шепотом:
— Ты спишь?
— Нет, Тик. А ты почему не спишь?
— Просто так… Мария, ты знаешь волшебное слово?
Марии хотелось сказать брату несколько горячих слов, но, ощутив его по-настоящему возле себя, почувствовав его дыхание и стук сердца в этом мраке и ужасе, неожиданно стала нежнейшей и наилучшей сестрой из всех, кого мог себе вообразить малыш со светлыми волосами. — Какое слово, Тик?
— Слово из сказки… Ты же знаешь!.. Слово, которым делаются чары, слово, которым открывается… ну, ты же знаешь…
— А-а-а! — в конце-концов поняла Мария. — Теперь я знаю, что с тобой. Ты думаешь, что мы в пещере Али-Бабы и ты забыл магическую фразу. Так, Тик?
— Я забыл ее… — сказал малыш, хоть он не мог ничего забыть, так как этой сказки не читал. — Скажи!
— Сезам, откройся. Вот она!
Тик мысленно прошептал оба слова и начал ощупывать себя, хотя еще заранее ощутил, что это неправильные слова. Но вспомнил, что дед Тимофте не говорил, что коробочка имеет способность превращать людей в пыль. Она только могла делать их невидимыми. Поэтому он засветил фонарик, высунул язык и осветил себе лицо.
Мария глянула на него, готовая обругать, но снова вспомнила, где они, поэтому голос ее прозвучал кротко, нежно:
— Тик! Некрасиво показывать язык… Лучше ложись спать. И я тоже буду спать…
— Пожалуйста, Мария… Скажи мне другое волшебное слово…
— Ей-богу, Тик, пора спать…
— Я очень, очень тебя прошу, скажи…
— Абракадабра…
— Как? — испуганно спросил собственник волшебной коробочки.
— Аб-ра-ка-даб-ра! — шепотом произнесла по слогам Мария.
— Абракадабра! — очень четко на этот раз удалось повторить малышу.
Потом он еще прошептал это слово несколько раз, засветил фонарик и снова высунул язык.
— Тик!.. Ты сердишь меня… Хочешь разбудить всех? Они только заснули. О господи…
Не чувствуя за собой ни малейшей вины, малыш попробовал еще раз:
— Мария… Ну, пожалуйста… — но передумал, растроганный ее усталостью.
— Что ты хочешь, Тик? — спросила она сквозь сон.
— Доброй ночи. Мария… — прошептал малыш.
Марии не удалось ответить, так как сон в один миг схватил ее в свой мягкий мешок. Тик еще некоторое время лежал с бодрыми мыслями, уставившись во тьму. Но вот и у него сперва закрылись глаза, а потом перепутались и мысли.