Все хорошо, это мой Алекс. Мой любимый, единственный Алекс. У нас все выйдет.
Попытавшись расслабиться, я коснулась рукой его мужского естества и начала чувственно его массировать, смачивая руку собственной слюной. Медленно, осторожно, ласково скользя по нежной коже. И с облегчением ощутила, как обмякшая плоть начинает затвердевать под моими пальцами.
Дождавшись, пока толстый член встанет, я прикрыла глаз и вобрала его в рот, начав скользить губами по стволу — неспешно, наращивая темп. Немного сильнее сжимая губы на пути от основания к кончику.
Открыв глаз, я выпустила плоть любимого изо рта и, поймав его взгляд, игриво лизнула головку, постучала ей по своему язычку и, соблазнительно ухмыльнувшись, резко вобрала орган на всю его длину!
Невероятно, но получилось: я ощутила, как ягодицы Алекса напряглись под моими пальцами, а из большого мужского естества прямо мне в рот полилось теплое семя. Дождавшись, пока он закончит, я в последний раз прошлась по стволу кольцом губ, оставляя всю сперму в своем ротике. И одним глотком проглотила ее, вытерев губки тыльной стороной ладони.
Беглый взгляд на Люция Биста дал понять, что все идет как надо. А часы показывали, что до Нового года как раз в этот миг осталась ровно одна секунда!
Медлить нельзя.
Считая про себя от одного до шестидесяти, я подошла к зеркалу, склоняясь над своим отражением. И словно опираясь на раму, положила на нее руки… на одной из который палец по пути уже проколола до крови маленьким, почти незаметным шипом на подаренном Вирджем браслете.
Едва кровоточащая подушечка коснулась стекла, едва лицо сидящего в кресле Люция успело измениться, я сделала это! Со всей силы резко ударила по стеклу кулаком, не обращая на то, что острые осколки тут же нанесли мне новые порезы!
— Дура! Ты могла бы иметь все! — выпалил мужчина, подрываясь с места, в то время как над крышей небоскреба разнесся громогласный перезвон колоколов и хор голосов, поющих гимны!
Я не знала, что делать. Не знала, как быть дальше и куда деваться теперь, когда зеркало разбито. Это место не рассыпалось прахом и не исчезло, а я не проснулась в своей постели, обнимая Алекса посреди ночи. Нет, мы по — прежнему стояли здесь, не имея ничего, кроме друг друга. Потому лишь взялись за руки, побежав вперед, прямо к краю крыши! И теряя на ходу одну свою туфельку, я вместе с Алексом спрыгнула вниз, с огромной высоты, прямо в объятия ночным огням зимней столицы, в этот самый миг встретившей Новый год!
…А в следующий момент ощутила, как нечто подхватило нас. Перед глазами закружился безумный калейдоскоп хрустальных сфер, в которых мое сознание полностью растворилось, прежде чем ускользнуть.
ГЛАВА 3. Бог вновь солгал мне
Просто открыть глаза — нет ничего проще и ничего сложнее. Самое обычное, самое естественное движение, которое мы совершаем, едва появившись на свет. И все же, мне оно давалось с огромным трудом. Веки будто слиплись и казалось, ресницы смазаны высохшим клеем, который крошился и падал трухой прямо в пересохшие глаза.
Вокруг сначала было тихо. Но уже совсем скоро, когда я предприняла слабую попытку привстать, поднялась непонятная суета, шум и перекликающиеся голоса, из-за которых я лишь больше почувствовала себя потерянной.
Что происходит? Где я?
Окно. Больное, чистое. А за ним — зимний ночной город, пробивающийся сквозь отраженную на стекле больничную палату. В которой я и сижу на койке, растеряно глядя на свое отражение. И на отражения людей, суетящихся вокруг. Но что самое странное…
Не веря собственным глазам, я несмело потянулась рукой к лицу и потрогала его — то место, где находился правый глаз. Где он по — прежнему находился!
Закусив от паники кончики собственных пальцев, я обернулась, глядя на палату уже напрямую, а не через отражение. Да, так и есть, обычная больничная палата на одного пациента. Опрятная, чистая, со стенами цвета морской волны, на одной из которых — часы, показывающие начало первого. А немного ниже и правее от них — настенный календарь, где над зачеркнутыми числами декабря сидели милые синие попугайчики. И медсестры, продолжающие хлопотать вокруг меня: измеряющие давление, берущие кровь из пальца на анализ, и так далее, и тому подобное.
— Виолетта! — внезапно прозвучало со стороны входа. Вздрогнув, я посмотрела туда… и едва не расплакалась.
Вихрем подбежав к больничной койке, Алекс заключил меня в отчаянные объятия, прижимаясь к губам жарким поцелуем. Так, будто не целовал меня уже целую вечность.
— Я всегда знал, всегда надеялся и продолжал ждать, — горячо зашептал он, прижимая меня к своей груди как самое драгоценное сокровище.