Где-то на втором полоскании, я вспомнила, что надо же позвонить маме!..
Обошла квартиру в поисках телефона. Остановилась в ванной, сообразив, что мобильник то я так и не вытащила…
Двумя пальцами достала из барабана куртку, из куртки телефон. Толстые струйки воды, стекающие на пол с аппарат, намекнули, что родителям я вряд ли дозвонюсь…
Лев усмехнулся. Его этот случай моего раннего склероза забавлял.
— Подумаешь, телефон постирала! — пожала плечами я. — Ты вчера вместе с моими носками свои штаны туда бросил. И в результате отмыл тысячу гривен!
Парень вспомнил и эту историю об отмывателе денег! Особенно его умиляло в тот день развешивание купюр на бельевой веревке. Благо, что к порошку добавили закрепитель цвета и банкноты не вылиняли.
Я и сама усмехнулась. Лев замер, любуясь переменами, коснувшимися моего лица.
— Что? — смутилась я.
— Улыбайся, Киса! А то я забуду, как сияют твои глаза… — Подмигнул он.
Я бы и улыбалась дальше, но тут схватилась за голову. Разум неимоверно быстро прояснялся, отгоняя прочь путы снотворных, успокаивающих и прочих медикаментов, и открывая горизонты осознания. А оно, в свою очередь, подкинуло столько поводов для стыда.
— Слушай! — ужаснулась я. — Ты не можешь все время сидеть со мной!
— Почему это? — удивился Лев, накрыв крышкой почти готовый суп.
— Ну, ты же… собирался жениться. У тебя и невеста есть. Она, наверное, злится. — Только сейчас я осознала, что давно не видела Аллу и ничего о ней не слышала. Еще с момента вторых похорон.
— Собирался. Была. — Спокойно кивал Лев, меняясь в лице. Потом встал и ушел в ванную, чтобы больше не отвечать дурной девке на не менее дурные вопросы. Я догнала его.
— То есть? — вцепилась в парня я.
Он повернулся. Со злобой уставился на меня, будто я не понимала очевидного.
— Мы разошлись, Кис, два месяца назад. Сразу после похорон. — Ледяным тоном выпалил он, и мне стало стыдно. Во-первых, я разрушила его семейное счастье. Ведь из-за меня он разошелся с Аллой. Если бы Лев не присматривал за несчастной подругой, невеста не злилась и не ревновала бы. Во-вторых, я оказалась слепой идиоткой, помешанной только на собственных чувствах и к тому же, совершенно слепой, чтобы заметить, как мучаются другие.
— Прости меня, — сползла по стенке на пол я.
— Эй! За что? — спохватился он, не давая мне окончательно рассесться на полу. — Тебе не за что просить прощения. Ты ни в чем не виновата.
Он принялся меня утешать, а я разревелась.
— Виновата. Я даже не заметила, как тебе плохо. Я тут два месяца из себя несчастную строю, а на других плевала. Я — эгоистка!
— Алис, успокойся. Прекрати реветь! — заключив мое лицо в своих ладонях, он заставил меня смотреть ему в глаза. — Если Алла не принимает твою значимость для меня… Хотя она все поняла, потому и ушла. И так правильно! Не реви, Кис. И не пускай сопли на пижаму! Я только вчера ее выстирал.
Он все еще удерживал мой взгляд и вот-вот бы склонился, чтобы поцеловать. Но, пожалуй, судьба у нас совсем не завидная, потому что в двери позвонили, и Льву пришлось отпустить меня, открыть Лысому.
— Привет! — прошел в квартиру друг.
— Ужин? — спросил Лев.
Друг потянул запах носом и сразу понял, что ему предлагают:
— Суп? Это тот, который ты с сырым яйцом еще делаешь? Согласен.
За столом мы сидели втроем, уминали приготовленное Левой и разговаривали как обычно, пока Лысый не собрался внезапно уходить. Наверное, он вел себя странно, но я тогда не смогла этого заметить.
— Кис, — позвал меня он. — Ты не проведешь меня?
— Ну, если надо, — пожала плечами я и вышла следом за ним на лестничную площадку, прикрыв входную дверь.
Братец минут пять топтался на месте, смотрел себе под ноги, потом вздыхал. Я ждала, когда он заговорит или уйдет, потому что уже порядком замерзла, стоя в подъезде в одних пижаме и тапочках. Но вот он собрался с силами и мыслями, чтобы начать:
— Алис, я хотел… — он взял меня за руку. — Я завтра утром уезжаю в Киев. И, наверное, не вернусь… — Выдал на одном дыхании брат.
Я раскрыла рот.
— Что-нибудь скажешь? — с надеждой смотрел на меня он.
У меня звенело в ушах и я совершенно не понимала, какие слова он хочет услышать.