Эдик ничего не дождался. Его поезд уехал примерно через час, после нашего разговора и все время в перерыве, мы просто молча сидели на скамейке. Вот таким образом, из моей жизни ушел хороший, добрый парень по имени Эдик, с которым все могло сложиться.
Как-то слишком быстро и неожиданно вокруг меня стало совсем пусто. Любимые и близкие либо уезжали, бросая меня в одиночестве здесь, либо умирали. А я…
Проливной дождь разогнал людей. Они спрятались в тепле и уюте. Меня же наоборот не тянуло домой, потому что там пусто и никого больше нет. Я бродила под дождем, не обращая внимания на лужи. Ноги промокли, ботинки впитывали влагу. Зонта у меня не было. Во мне происходило нечто схожее непогоде: вой ветра неизбежности и одиночества, ливень из траура. Возможно… Хотя нет. Я точно знаю, что совсем скоро одиночество перестанет быть таким тяжелым. Пройдет время и, словно вода обтачивает камень, делая его круглее, острые края травм тоже сгладятся. Я привыкну и успокоюсь. Наверное, стану сильнее. Я уже сильнее!
По крайней мере, полезно заниматься аутотренингом…
На подходе к дому, в мое узкое поле зрения попали носки чужих ботинок, тонущие в луже. Я подняла голову. Остановилась. Передо мной стоял Лев. Мок под дождем и смотрел на меня зверем, голодным до ссор.
— Где ты ходишь? — сердился он, в точности повторяя папину интонацию, когда я опаздывала явиться домой с гуляний.
— Ходила… — проронила я, и меня чуть не отлупили за вольность — бродить собственными ногами по земле.
— Какого тебя носит по улицам в такую погоду? Тебе захотелось воспаление легких подхватить? Мне еще не хватало отпрашиваться с работы, чтобы бегать к тебе в больницу! — причитал он, волоком таща меня в подъезд, потом по лестнице.
В квартире он ни на минуту не прекратил читать нотации о моем поведении и о том, как устал со мной возиться. Парень включил горячую воду, принялся стаскивать с меня мокрые насквозь вещи, приговаривая: «Охренела совсем! Даже белье мокрое!».
— А сам? — потянула за край его кофты я, представив сколько он простоял на улице, поджидая меня.
Лев только сейчас обратил внимание, что сам промок. Парень мысленно попенял на собственную безмозглость, снял с себя пайту оголив торс.
Я смотрела на него, ощущала теплые руки, прикасающиеся к моему телу, все замедляющие движение. Сначала он быстро срывал с меня вещи, а потом медленно потянул мокрую кофту вместе с футболкой. Я замерла с поднятыми руками над головой, и он тоже остановился. Я слышала как сбилось его дыхание, став более глубоким.
Но мне ведь его не видно! От кофты и майки я избавилась сама. Лев не отошел, продолжив стоять близко-близко напротив меня. Он собирался расстегнуть мои джинсы, но взгляд скользил то по груди, то по животу. Меня обдало жаром. Внизу живота ныло, и подумалось, что только этот человек способен пробудить во мне эмоции, отвести меня от пропасти и прогнать пустоту. Мне отчаянно хотелось не просто взглядов, а прикосновений, любви, тепла, надежды, которую дарит Лев.
Ему тоже надоело притворяться порядочным и отстраненным. Ведь его ладонь соскользнула на мою кожу и поднялась вверх от живота к бюстгальтеру, поглаживая. Со мной в это мгновение происходили кардинальные перемены: я вновь почувствовала себя целой, живой. Мне захотелось двигаться дальше, быть сильной.
Задержавшись на секунду, Лев опомнился и собрался отстраниться…
— Не надо… — попросила я. — Не останавливайся! И не оставляй меня. Хорошо?
Я дотянулась до его горячих губ, целуя, припадая к ним, как к ручейку — с жадностью в жаркий день. Внутри возрождался яркий свет, и тело наполнялось легкостью от радости и торжества, что уж теперь-то я получила, чего хотела. Свет оптимизма позволил мне сказать то, что так долго казалось безумно сложным:
— Я люблю тебя! — касаясь мочки его уха губами, прошептала я — освободившаяся от оков глупости, запретов и прочей чепухи.
— Алиса, — простонал Лев, упираясь лбом в мой. — Ты думаешь, что я тебя не люблю? Хочу, чтобы ты знала: давно!.. Даже слишком. Парни… Знали еще до первого тренировочного поцелуя. Но если бы я тогда сказал, что люблю тебя, ты бы и не поняла.
Он снова крепко и страстно целовал меня, больше не останавливаясь, больше не отпуская, не отступая, не сдерживаясь. Никто и ничто более не мешали нам быть вместе…
Папа и мама решили навестить свою дочь-затворницу. Пришли рано утром в мое гнездышко обреченности и…