— Ваш прибор ни к черту не годится, Керато, — тихо сказал Ярослав, концентрируя в себе ментальную энергию освобожденного от боли мозга. В теле заструились потоки энергии, устремляясь к мозгу и собираясь в плотный сгусток. Руки и ноги онемели. Он их почти совсем не чувствовал. Почти вся энергия его организма превратилась в своеобразную «шаровую молнию», готовую выплеснуться на врага.
Керато озадаченно перебирал кнопки и сенсоры прибора, не понимая смысла происходящего и пытаясь отыскать несуществующую неисправность. Наконец, оставив свои тщетные попытки, он тяжело опустился в кресло и посмотрел на Ярослава.
— Такое вижу в первый раз… — растерянно проронил Керато. — Подобный болевой порог делает любого послушным полуидиотом, а на вас он не подействовал… Наверное, неисправность. Ничего, сейчас техники осмотрят прибор, и мы продолжим, господин Самарин. Я добьюсь от вас признания! — Он взглянул в лицо Ярослава. Их глаза встретились. И Ярослав выплеснул на врага всю свою ментальную энергию, накопленную истерзанным мозгом. Зрачки Керато расширились, лицо исказила безобразная гримаса. С диким, нечеловеческим воем он схватился руками за голову, вскочил с кресла и тут же рухнул на пол, теряя сознание. В его мозг вошла вся та боль, которую испытал мозг Ярослава, но спрессованная в один нервный импульс и многократно усиленная.
К боссу подскочили оба охранника и «доктор». Ярослав посмотрел на их суету и, удовлетворенно вздохнув, отвернулся. «Где же Рэнчл? — думал он. — Пора бы ему появиться. Пожалуй, повторно такой фокус с Керато не пройдет».
В комнату вошли врачи, вызванные одним из охранников, и склонились над Керато, разложив на столе чемоданчики с какими-то приборами, инструментами и шприцами. Они о чем-то расспрашивали «доктора», но их разговор не интересовал Ярослава. Все его сознание было обращено внутрь себя, на восстановление сил, затраченных организмом на энергетический удар по сознанию Керато. Вскоре он полностью восстановился и позвал одного из гориллоподобных охранников: — Послушайте-ка, любезный, — с иронией проговорил он, — может быть, вы освободите меня от ремней, раз уж господин Керато пока не в состоянии продолжать нашу милую «беседу»?
В конце концов в сопровождении двух охранников Ярослава повели по бесконечным лестницам и коридорам. Через какое-то время они остановились у одной из бронированных дверей, которая беззвучно скользнула в сторону, открывая вход в камеру. Без всяких дальнейших объяснений конвоиры оставили его внутри, закрыв за собой дверь. Ярослав огляделся. Камера была небольшой, но чистой. Кроме кровати, стола и двух пластиковых стульев, в ней ничего не было. Не оказалось и окон. Освещение было искусственным — от потолочной панели. В стене он увидел встроенную дверцу для подачи воды и пиши по пневмомагистрали. Туалет был здесь же, за другой пластиковой дверью. Ярослав подошел к кровати и сел, раздумывая над сложившейся ситуацией.
«Все, что затеял Керато, — блеф. Против меня у него нет ничего конкретного. Иначе разговор был бы иным. Только подозрения и предчувствия… Почему он действует так прямолинейно и без фактов? Ему нужно скомпрометировать Блэпси, а для этого годится любая провокация. Закулисная возня и интриги спецслужб коснулись и меня. Это плохо».
Ярослав прилег на кровать и заставил себя заснуть, давая отдых мозгу и телу.
Дверь отъехала в сторону, и в комнату вошел офицер. Ярослав открыл глаза и удивленно посмотрел на вошедшего.
— Господин Самарин, прошу следовать за мной, — бесстрастно пригласил тот, не утруждая себя пояснениями.
Через четверть часа Ярослав сидел в кабинете Керато и курил отличную сантрийскую сигару, которой угостил его Рэнчл, прибывший за ним. Шеф контрразведки ерзал в кресле с мрачным, осунувшимся лицом, стараясь не встречаться взглядом с Ярославом, рядом с которым расположился Рэнчл, едва сдерживающий торжествующую ухмылку.
— Господин Керато, Его Величество требует, чтобы вы принесли извинения барону. Император очень недоволен происшедшим инцидентом. Вы были очень грубы с господином Самариным. Этому нет оправдания, тем более что ваши подозрения абсолютно беспочвенны. Надеюсь, что вы впредь не допустите по отношению к нему подобных действий. В любом случае вам придется давать объяснения Его Величеству, — выговаривал, словно хлестал по щекам, Рэнчл.
— Я сожалею, барон, что был вынужден… оказать на вас давление. Поймите, что мои действия продиктованы исключительно высшими целями безопасности Его Величества и Империи. Однако вы с честью прошли испытания, и у меня больше нет сомнений относительно вас. Примите мои искренние сожаления и извинения…
Ярослав внимательно посмотрел на Керато. Во взгляде грозного шефа контрразведки появилось выражение некоторое затравленное. Он подсознательно чувствовал внутреннюю силу сидящего перед ним загадочного землянина, сделавшего в Империи головокружительную карьеру и обладающего огромным влиянием. Керато осознавал и его власть над собой, над своим сознанием, которую он познал вчера во время их «беседы». Внутренне содрогнувшись от воспоминания о недавно пережитом, он тихо сказал, пряча в глубине души жажду мщения: — Господин барон, надеюсь, вы простите меня и мы забудем об этом инциденте? Право же, я очень сожалею…
— Что ж, господин Керато, покончим с этим. Я не имею к вам претензий. Надеюсь, что впредь, если у вас возникнут ко мне какие-либо вопросы, наша беседа будет более цивилизованной.
— Да, да, конечно, — поспешил заверить его контрразведчик, отведя взгляд.
Ярослав и Кэй Рэнчл, коротко кивнув Керато, вышли из кабинета и спустились в гараж. Уже сидя в уютном салоне лимузина, Рэнчл спросил Ярослава: — Господин барон, так чего же хотел от вас Керато?
— Признания в том, что я являюсь агентом СБС. — Ярослав многозначительно посмотрел на собеседника и продолжил: — Но я лишь средство, козырная карта в большой интриге, направленной против господина Блэпси и вас, Кэй. Его обвинения были столь абсурдны и топорны, что я стал сомневаться в его способностях как главы контрразведки.
— В чем конкретно он вас обвинял? — озабоченно спросил Рэнчл.
— В организации диверсии на Гелле, — спокойно ответил Ярослав, закуривая сигарету. — Но вы же понимаете, Кэй, что за один день пребывания на строительстве шахт невозможно даже в полной мере ознакомиться с обстановкой, а не то что провернуть все это. И потом, зачем мне все это? Сначала поставлять оборудование на сотни миллиардов, а потом уничтожать свою собственность? Абсурд!
— Не совсем согласен с вами. Все могло бы звучать довольно убедительно, вырви Керато у вас показания, даже путем специального психотеста. Он давно уже интригует против нас. Эта провокация, увенчайся она успехом, могла бы стоить господину Блэпси и мне карьеры, если не худшего… Но вы — молодей! Удивительно, как вам удалось выдержать испытание генератором боли? На нем ломаются все, даже самые стойкие, и подписывают любые показания.
— Я понимал, чего добивался Керато. Если бы я оговорил себя под пыткой, то подписал бы себе смертный приговор. Оправдаться потом было бы невозможно. Так что я боролся за жизнь до последней возможности… — Ярослав глубоко затянулся, глядя в окно на проплывающие мимо небоскребы, и продолжил: — Мне повезло, что с Керато случился приступ… Вряд ли я бы выдержал еще несколько минут такой «беседы».
— О да… Керато — мастер «ломки». Он был уверен, что вы не выдержите болевого порога и подпишете все, что он скажет. Потому и не утруждал себя поиском каких-либо фактов и доказательств, по-настоящему компрометирующих вас. Если бы у него что-то было на вас, то даже господин Блэпси не смог бы вам помочь. Теперь у Керато связаны руки, и он на время оставит свои интриги против нас, но берегитесь его. Он вас возненавидел и не оставит в покое…
Лимузин остановился у ворот столичной виллы Ярослава, и он, коротко попрощавшись с Рэнчлом, быстро поднялся на крыльцо, возле которого его дожидался Блэк.
На противоположной стороне улицы человек в черном автомобиле, припаркованном у тротуара с полудня, включил браслет гиперсвязи и о чем-то коротко переговорил со своим абонентом. Вскоре автомобиль, сверкнув под фонарем мокрыми лакированными обводами, плавно тронулся с места и исчез за поворотом.