Видимо услышав грохот копыт и колес, на крыльцо церкви, что стояла на опушке леса, выглянул бородатый дьякон с секирой. Его сопровождал вооруженный копьем, едва держащий в трясущихся руках оружие, дряхлый старик. Сказали вернувшимся, подъехавшим к ним Фанкилю и Вертуре, что капитан Глотте и граф Пильге забрали с собой своих людей, обитателей замка и жителей поселка, выдвинулись в сторону Полигона и Карьеров. Тут же, в церкви, оставили только стариков, тяжелораненых, и тех, кто не мог быстро идти. Остался и священник, что с двумя дьяконами, что присматривали за больными, сейчас служил всенощную. Напутствовав, он перекрестил полицейских, благословил их крестом и, сказав, что им надо ехать скорее, заперев за собой дверь, вернулся в храм. Уезжая вдогонку дилижансу, в пронизанную заревом пожара, непроглядную полнящуюся теней и страшных звуков холодную и безветренную мглу, обернувшись в седле, Вертура бросил последний взгляд на дверь с ромбическим слуховым окошком, озаренным рыжим светом многочисленных, зажженных перед иконами свечей. В его голове еще долго стоял зычный, призывный голос иерея — «Господу помолимся!» — последнее что он слышал, отъезжая от крыльца церкви.
Через минуту они снова выехали из поселка. Свернули на кривую дорогу, что, огибая скалы и размывы, вилась по склону холма по высокому гранитному уступу, огибая трясину Митти по северной оконечности, на краю которого в нескольких километрах друг от друга располагались Полигон и оставшийся за спиной горящий и покинутый замок Ринья.
Слева от дороги возвышался тот самый густо поросший лесом крутой подъем, на котором случилась сегодняшняя стычка: темный и зловещий, заваленный, бесформенными, своими очертаниями навевающие дурные мысли о засаде, осколками гранита. По правую руку, в просветах между редких деревьев, багровела зловещая, словно напитанная светом кровавого безлунного, беззвездного неба, гладь трясины. Ехали со всей поспешностью, с какой можно было двигаться в темноте. Впереди Фанкиль и Вертура с факелами, следом дилижанс, позади Даскин и лейтенант Кранкен. Полицейские стегали плетьми, били сапогами в бока, подгоняли лошадей. Все очень устали, но у них не было времени не на отдых, ни на промедления. Всем было страшно, все молча и сосредоточенно ожидали беды, бросали по сторонам сосредоточенные, внимательные взгляды, держали руки на эфесах мечей.
Основной отряд они нагнали почти что у самого Полигона, уже за опушкой леса. Длинная вереница пеших и верховых двигалась по дороге через поля самым быстрым маршем в сторону черных, чуть более темных, чем небо над головами прямоугольников виднеющихся далеко впереди, каменных домов. Многие драгуны, ополченцы и дружинники шагали пешком, везли на своих конях женщин с детьми. Какие-то вооруженные люди, наверно из той самой дружины, что приехала сегодня днем на осаду, сопровождали их.
— Кто такие! — грозно крикнул с коня, засветил необычайно тускло и вяло загоревшуюся фосфорную свечу, бросил ее на дорогу под копыла лошадей кто-то из замыкающих верховых.
— Полиция Гирты! — закричали злобным и громким хором одновременно инспектор Тралле, Вертура и Фанкиль.
Капрал вскинул ладонь, подал знак своим не стрелять, и полицейские пристроились к арьергарду колонны, поехали следом.
— Мы тоже их видели — мрачно согласился капитан Глотте, подъехав к коллегам, и выслушав рапорт о том, что случилось рядом с мостом в лощине — они идут с севера, где-то уже перебрались через ручей.