— Передайте Августу, что мы тоже идем с ним — пробежав глазами текст, приказала курьеру герцогиня. Она коротко кивнула маркизу на баллистический жилет, чтобы помог надеть. Повязала поверх брони за рукава мантию, накинула на плечи плащ химической защиты. По фасону почти такой же как те, которые носили обычные дружинники и использовали в походе, чтобы укрываться ночью вместо одеяла, только более тяжелый и плотный, изготовленный из непродуваемой, глянцевой снаружи ткани, оснащенный высоким воротом, прорезями для рук и широкими ремнями на груди. Выдвинула из-под стола темно-синий высокотехнологический дипломат и передала его, чтобы нес, Борису Дорсу, что тоже накинул себе на плечи такой же легкий, как и у принцессы, не для битвы, а от случайного удара, легкий высокотехнологический доспех.
Пришел лейб-инженер, поклонился, отчитался о проведенных работах, сказал, что все готово. Борис Дорс и принцесса Вероника перекрестились на иконы, покинули кабинет и, встретившись с рыжей Лизой, Фарканто и еще несколькими рыцарями на втором этаже, уведомив Пескина, что все также бессменно оставался в штабе, принимал оперативные донесения, координировал движение частей, о том что они намереваются спуститься в туннели, пошли вниз. Доктор Фонт раздал всем пакеты индивидуальной химической защиты, тем, кто не знал, объяснил как при признаках поражения кожи и глаз использовать пропитанные едким натром салфетки. Когда инструктаж завершился, маркиз, принцесса и их свита, надев дыхательные маски с угольным фильтрами, в сопровождении гвардейцев капитана Форнолле, спустились на самый нижний, технический этаж. Прошли по коридору под дворцом до шахты лифта и лестницы, ведущей к станции подземной железной дороги, пролегающей под Гиртой.
Здесь было сумрачно и жарко. В коридорах и комнатах стояла наполненная омерзительным смрадом обваренных и горелых щупалец и перегретого металла духота. Через пар и дым тускло просвечивали огни временных светильников. Повсюду валялись кучи порубленной, облезлой от пара, которым обрабатывали ее из помп, плоти, по полу, по дренажным каналам, текли мутные потоки грязной, черно-желтой и мутной от нечистот и слизи горячей воды.
Газовые лампы аварийного освещения неприятно шипели под низким потолком. Кто был выше ростом, задевали за них навершиями и куполами шлемов. Люди что встречались на пути процессии отходили к стенам, салютовали маркизу и герцогине. На разгоряченных, покрытых копотью лицах читались мрачная усталость и решительная готовность к дальнейшим действиям. То там, то тут слышались приглушенные голоса и бряцание доспехов и инструментов. Тяжелое эхо шагов и ударов железа, нестерпимая жара, каменные своды, низкие бетонные балки, темные углы и переплетения бесконечных кабелей, кожухов и труб под потолком навевали мысли о каких-то чудовищных катакомбах, где в грохоте машин, клубах грязного отравленного пара, в радиоактивной копоти и жарком электрическом свете пытались укрыться от гнева Божия последние из оставшихся в живых античных людей. В те далекие времена они сами отвергли Господа Бога, предали Христову веру, считая их дикими и бесполезными пережитками давно ушедшего прошлого, в свой казавшийся им тогда таким благословенным и бесконечным золотой век гуманистических идей и всемогущего технологического прогресса. Обратив болезни и смерть, пробив пространство и время, они полагали заповеди бессмысленным ограничением их свободы, словами о которой они прикрывали свои политические цели, жажду наживы и сиюминутные низменные прихоти. Лицемерно провозглашая благоденствие и равенство для всех, они гнали Его, беспощадно казнили и распинали тех, кто был верен Ему, насмехались, глумились над ними. А когда Он явился в славе, чтобы собрать свой урожай и отделить зерна от плевел, обрубить сухие, не приносящие доброго плода, ветви и бросить их в огонь неугасимый, сами же плакали, взывали к Нему на коленях, умоляли, каялись, рыдали в тщетных попытках хоть ненадолго отсрочить свою страшную и неминуемую гибель.
Гонители и преступники умерли в отчаянии и муках. Их тела были сожраны их страждущими от голода детьми, их дочерей взяли созданные ими же наполнившие землю чудовища, а их внуки явились на свет мертворожденными калеками. Созданный ими уютный и радостный мир в одночасье обратился рукотворным, отравленным кошмаром и сгинул в беззаконии темных веков. А веру Христову, веру их прадедов и дедов, от которой они так пытались отмахнуться со слабо скрывающим ненависть и злобу смехом, как от чего-то старого, ненужного и вредного, приняли уже совсем другие люди. Страшные, беспощадные и жестокие, не знающие ни своего прошлого, ни рода, не ведающие добра и зла, пришедшие им на смену спустя тысячелетия, рожденные не от крови отцов и матерей, а из горячего железа и пламени, сохранивших память о Евангелии Христовом, уверовавших в Него пожелавших по своему служению Ему, тоже войти в Царствие Небесное, разумных машин.