И он подошел к хвастливому барону и с силой толкнул его, так что тот с грохотом завалился за бревна, запрокинув высоко к начинающему светлеть небу свои черные и модные, латные сапоги.
— Отдай флягу! Разольешь! — закричали ему со смехом, отобрали у него выпивку.
— Да что вы там видели в темноте! Спину мою видели! Я был впереди всех! — вскочил, обиженно воскликнул Модест Гонзолле, пнул со всей силы в темноту, стоящий рядом чей-то шлем и, размахивая руками, грохоча доспехами, зашагал через мост на южный берег Керны.
Глава 32. Падающая звезда. (Все последующие дни)
Наступило утро. С рассветом, пришел тяжелый и холодный, серый осенний ливень. Омыл следы ночного сражения, смыл в реку пепел и гарь пожарищ и кровь с камней мостовых. Серой сумрачной завесой укрыл улицы и проспекты. Через его спокойную и плотную шелестящую пелену гулко перекликались колокола: в храмах служили панихиды по погибшим. Похоронные процессии скорбными шествиями двигались по улицам, несли фонари, свечи и мокрые, висящие тряпками, сине-белые траурные ленты. По городу двигались цепочки усталых вооруженных людей. Отпущенные по окончанию боевых действий своими командирами ополченцы и дружинники возвращались в свои кварталы, домой к родственникам и семьям. У мостов стучали мотыги, шаркали лопаты, гремели колеса телег и топоры: рабочие и пленные разгребали завалы, освобождали от баррикад улицы и проспекты.
В усталом торжественном молчании въехали в город сразу же с уходом багровой мглы покинувшие свое убежище на Полигоне полицейские из отдела Нераскрытых Дел. Неспешно ехали по проспекту Рыцарей, оглядывались по сторонам, кивали знакомым и коллегам, что пропускали их через заставы, приветствовали, нехотя делились пересказанными уже по десять раз историями о том, что происходило ночью на улицах Гирты. Вспоминали каких-то общих дальних, давно забытых знакомых, кто был ранен или убит.
Но как это всегда бывает после войн и потрясений, когда все самое тяжелое и опасное уже прошло, осталось позади, и надо как-то жить, также и горожане Гирты, осознав, что ничего страшного и фатального не случилось, возвращались к своим делам. Выходили на улицы, с интересом оглядывались вокруг, заходили в соседние дома, спрашивали у знакомых и родственников все ли целы. Спускались в мастерские и лавки, проверить, все ли на месте, не взломана ли дверь, шли на перекресток, читали объявления, брали у разносчиков свежие, уже подготовленные и отпечатанные газеты. Жены собирали и несли мужьям на заставы корзинки с бутербродами. Пьяницы, которых привлекли к уборке улиц, пока не видит отвернувшийся злобный сержант, прикладывались к фляжкам и бутылкам. Старьевщик катил свою тележку, смотрел, что бы можно подобрать интересного. Из глядящих в узкие, полнящиеся эхом дождя и текущей воды переулки окон, слышались глухой грохот оловянной посуды и веселые визги и топот резвящихся в комнатах детей. Пожилая тетка сварливо и бессмысленно ругалась, кричала, на них, но им до нее не было никакого дела. Мальчишка-разносчик ковырял в носу, глядя на работающую у моста паровую машину. Рядом с ней, важно, как будто он настоящий машинист, облокотившись о лопату, стоял крепкий юный кочегар в войлочном колпачке, курил.
Отвезя раненых в больницу, оставив с ними доктора Сакса, проехав Старый мост и обгоревшие ворота, миновав заставу и забор полицейской комендатуры, инспектор Тралле приказал не останавливаться, ехать к Большому дому, дальше по проспекту. Остановившись на углу, оставив бездельника Коца охранять карету и лошадей, полицейские вошли в парадные двери, поднялись по лестнице наверх. Открыв квартиру Хельги Тралле, инспектор с Фанкилем вошли в кабинет куратора полиции, изъяли из него какие-то бумаги и, покинув его, опечатали дверь.
— Служба конфедеративной безопасности — бессмысленно, прочел на печати детектив.
— Вот и все — уже на лестнице развернулся, тяжело зевнул, печально сказал Вертуре, Фанкилю и Даскину инспектор, своим ключем запер двери в квартиру — пойдемте, кофе что ли выпьем…
Спускаясь по лестнице, они встретили идущую им пешком по лестнице навстречу Марису. Увидев коллег, она молча кивнула, ничего не сказала, пошла вместе с ними. Выбрав столик подальше от выбитого окна, заняв его, ежась от холода, кутаясь в плащи, в ожидании официанта придирчиво глядели, как швейцар с дворником вяло гребут разбитое стекло, пытаются прибраться в разгромленном зале, курили. Подошел какой-то лакей, узнав что они хотят сделать заказ, бессмысленно и злобно уставился на полицейских.