Тот согласно кивнул и молча вышел.
— Опять ты тут! — нащупала в темноте принцессу Веронику рыжая Лиза, схватила ее за плечо, начала трясти и тормошить — к себе спать иди!
— Мне там холодно — ласкаясь к Марисе, ответила та с наигранной капризностью.
— Вот ты эгоистка! Где этот Борис? Замуж тебя надо снова выдать!
— Иди ты к черту — огрызнулась спросонья принцесса — где Регина?
— Попросилась отпустить к костру.
— Ну ее, эту дуру. Проверь будильники.
На столе в ярко раскрашенных стеклянных фонариках догорали, колыхались под дуновениями прохладного ночного ветра, свечи. Вертура и Фарканто сидели, облокотившись о стол, положив перед собой мечи. Наливали себе в кружки из самовара горячий, отдающий ароматными травами чай, чуть приправляли его горьким вином, от которого немел язык, закусывали белым хлебом и земляникой.
Пришла уже совсем пьяная Эвилина Тальпасто, искала герцогиню. Узнав, что та спит, села за стол, поймала одну из сторожевых кошек, посадила к себе на колени. Выпив полную кружку вина в очередной раз нажаловалась на своего жениха, того самого сына известного городского подрядчика, что так и не навестил ее, пока она болела после недавнего падения с лошади. Что они окончательно рассорились на прошедшем накануне в доме депутатов банкете, а он так и не приехал, чтобы помириться и составить ей компанию на выезде. Окончательно расплакавшись, разлив на себя вино, пошла в шатер. Не снимая ремня и мантии, бросив к башмакам свою столичную кепку, легла на кровать рядом с принцессой Вероникой. Уткнувшись плечом в спину герцогине, молча лежала без сна, думала свои пьяные беспокойные мысли, толкалась, ворочалась в темноте. В конце концов герцогиня взяла ее за руки, приласкала ее горячие ладони, притянула, крепко прижала ее к свей спине. Та легла на бок, прильнула к ней всем телом, прижалась лбом к ее шее, крепко обхватила ее и Марису руками и, вскоре пригревшись и успокоившись, затихла.
Утром было холодно. Туман глушил звуки лагеря. Тихо звучали псалмы. Иерей отпевал умерших, со звоном раскачивал кадилом. На реке, готовили к отплытию ладью. В шесть утра все построились перед шатром, под знаменам герцогини. Следом за принцессой Вероникой молчаливой торжественной процессией спустились с холма, сделали круг по лагерю мимо шатров, столов и прогоревших за ночь кострищ. Проходя поклонный крест, мужчины обнажали головы, перекладывали оружие в левую руку, правую складывали троеперстно, осеняли себя крестными знамением, благоговейно припадали на колено. Женщины склоняли головы, накидывали поверх волос капюшоны и платки, тоже крестились.
Тихо ударял барабан. Рыцари, солдаты, депутаты, егеря, добровольцы и местные землевладельцы со своими свитами, при оружии и развернутых знаменах, по стойке «смирно», выстроились вдоль опушки леса, провожали герцогиню. За спинами мужчин стояли женщины и дети, на скамьях ладьи, подняв весла, ожидали гребцы.
По мосткам из бревен все поднялись на борт. Граф Прицци протянул руку, помог пройти на борт принцессе Веронике, проводил на корму, поклонился на прощание, поцеловал ей руку и, больше не задерживая отплытия, быстрой энергичной походкой вернулся на землю.
Над лагерем ударил колокол. Боцман засвистел в свисток. Матросы убрали трап, веслами начали отталкивать от берега с глухими ударами и толчками шаркающую о камни ладью. Как только они отошли с мелководья, стремнина подхватила их, и ладья, с бурунами рассекая холодные свинцово-серые волны, покачиваясь под ударами весел, быстро набирая ход, помчалась вниз по течению, заскользила по быстрой воде.
Мимо отвесных гранитных обрывов и стоящих на высоких камнях деревьев, мимо поросших черным ельником, заваленных буреломом склонов, мимо поросших мхом и вереском скал и торчащих у берега острых камней. Они возвращались в Гирту, уходили все дальше и дальше от лесной станицы, но еще долго в сырой и холодной утренней дымке были слышны многократно усиленные эхом удары колокола, разносящиеся далеко по холодной и туманной сонной реке.
Ближе к девяти часам выглянуло солнце. Покачиваясь под ударами гуляющего над рекой ветра, ладья весело мчалась вниз по течению, по холодной и беспокойной воде. Боцман свистел в свисток, гребцы налегали на весла, подгоняли ее бег. Мужчины сидели на носу, смотрели на мерцающие за бортами волны, играли в шахматы, скупо переговаривались охрипшими голосами, наслаждались солнечным небом и холодным влажным, развевающим волосы, освежающим разгоряченные с недосыпу лица, ветром. Курили трубки, щурились на солнце, вглядывались в высокие, круто спускающиеся к воде берега и растущий по ним густой, уже начинающий желтеть по осени, суровый и безлюдный лес.