Выбрать главу

Маршал дает бравому вояке задание:

Вот здесь, к югу от нас, — сказал он, — город Минск. Русский перебежчик сообщил, что в городской ратуше хранятся большие запасы зерна. Берите людей, сколько считаете нужным, отправляйтесь в Минск, захватите зерно, погрузите его на повозки, какие найдете в городе, и присоединитесь к нам на Смоленской дороге.

Жерар отправился в путь.

На горизонте виднелся большой город, над которым во множестве сверкали купола церквей. Видимо, это и был Минск.

У домика на окраине французы перехватили капитана гродненских драгун Алексиса Баракова, «смуглого красавца с орлиными глазами». У него отобрали секретную депешу, но никто в отряде не смог ее перевести. Попросили это сделать дочь священника из местной деревни. Красавица Софи поставила условием освобождение пленного. Согласно ее переводу, в записке говорилось, что, если французы придут в Минск, все погибло. Обрадованный Жерар повел отряд в наступление.

Когда солнце уже начало клониться к западу, мы очутились на широкой главной улице и поскакали по ней под крики мужиков и визг испуганных женщин, пока не оказались перед ратушей.

И тут, на площади, французов ждала засада.

Правда, пленного Жерара впоследствии освободил тот молодой офицер Алексис, которого бригадир отпустил по просьбе красавицы Софи. Последняя, как сами понимаете, была в сговоре с соотечественником.

8. Винцент Дунин-Марцинкевич. Поэма «Вечарніцы». Низкий рынок

Один из самых известных минчан — Винцент Дунин-Марцинкевич. Его дом находился на берегу Свислочи, там, где сейчас служебные помещения Национального выставочного центра. Естественно, в его творчестве много городских реалий. Как, например, в поэме «Вечарніцы», где дед Ананий рассказывает о Низком рынке, где «лакацей пропасць! Не раз палкнеш слінку!», то бишь много лотков и лавок. Рынок возник возле Минского замка (от которого, увы, не осталось и следа), где сегодня — Торговая набережная, по правому берегу Свислочи. Площадь Низкого рынка впоследствии стала площадью 8 Марта, сейчас прямо под ней — станция метро «Немига».

Итак, были в Минске «некалькі паноў — добрых ілгуноў». Один звался пан Лисовский, другой — пан Гриневский, третий — ксендз Шишковский, четвертый — пан Кот, пятый — Кобылевский, король лгунов. Приехал дед Ананий на Низкий рынок и видит: его знакомец Змитер с лошицкой дороги продает петуха.

Тут пан Кабылеўскі к Змітру падышоў; «Што хочаш, дзіцятка, за зайца,пытае, Гдзе ты шарачка такого знайшоў?»

Естественно, Змитер начал уверять, что продает не зайца, а петуха. Затем к жертве розыгрыша подошел пан Лисовский, который тоже стал прицениваться к «зайцу», затем — третий шутник. Окончательно бедняга Змитер «сломался» на ксендзе Шишковском:

Шапку знімае, калені абняў Дый так жаласна рэч сваю начаў: «Даруй, вяльможны ксёнжа-дабрадзею! Што папытацца цябе я пасмею: Скажы — чы гэта пявун, чы шарак?» А ксёндз кажа: «Ды так, дзеткі, так».

И Змитер начал уверенно продавать... зайца. Следующие покупатели, однако, избили «вруна» и чуть не сдали в полицию.

9. Янка Купала. «Тутэйшыя». Ул. Революционная

В Минске происходят события пьесы Янки Купалы «Тутэйшыя». Микита Зносак, коллежский регистратор, воплощает приспособленчество, пытаясь угодить любой власти, которые сменялись в Минске в 1918—1920 годах несколько раз. Место второго действия пьесы обозначено так:

Кусок Катэдральнага пляца, называнага іначай мянчанамі «Брахалка», — бліжэй ад Койданаўскай вуліцы, з відам насупраць — вежа з гадзіннікам. Па пляцы колькі дрэў без лісцяў, некалькі садовых лавак... Йграе наперамену лера і шарманка.

Здесь горожане продавали свои пожитки. Мать Микиты Зносака — бусы и дамский несессер, сам Микита — немецкие марки, да только спроса нет, ведь немцы из города отступают. Здесь же положительный герой Янка Здольник произносит речь для любимой девушки:

Зірні, Аленка, на Менск! Тут калісь, — як сказана ў нашай песні аб паходзе Ігара, - продкаў нашых галовы снапамі на таку слаліся, душу ім ад цела веялі, а чырвоныя берагі Нямігі не зернем былі пасеяныя, а касцямі гэных жа продкаў нашых. З гэтага бачым, што яны за нешта змагаліся, каб пад сценамі роднага гнязда косці свае пасеялі... А ўміралі, відаць, са славай, бо ў песні іхняе ўміранне засталося вечна жыць. А ці ж увекавечыць песня змаганне і ўміранне патомкаў? Не! Бо мы змагаемся і ўміраем за чужое.