ТАЙНА
КОЛЛЕЖСКОГО СОВЕТНИКА.
ВИКЕНТИЙ РАВИНСКИЙ
(1786—1855)
Не всегда человеку нужна известность. Иначе не было бы в истории столько анонимных талантов. Иногда автор популярного произведения еще и шифровался. Например, если текст был несовместим с его общественным статусом — как в гипотезе, что под именем простого актера Шекспира прятался аристократ. Или же если произведение могло навлечь преследования.
Эти строки знакомы еще из школьной программы. Поэма «Энеіда навыварат», пускай и неоконченная, веселила не одно поколение белорусов. И во время своего появления действительно была крамолой — на языке, которому отказывали в праве на существование, от имени крепостных крестьян...
Истории известно много травестийных «Энеид» — то бишь пародийных пересказов культовой поэмы Вергилия «Энеида». Французский писатель Поль Скаррон создал «Перелицованного Вергилия» еще в XVII веке, в XVIII австриец Блумауэр заставил Энея обличать корыстолюбивых церковников, в XIX веке в России перелицевал «Энеиду» Николай Осипов, в Польше — Фердинанд Хотомский. Популярной стала «Энеида» украинского поэта Котляревского, где Эней превратился в казацкого атамана. Пример Котляревского вдохновил создателей белорусских анонимных поэм «Энеіда навыварат» и «Тарас на Парнасе». Впрочем, почему анонимных? «Тарас на Парнасе» уже издается под именем автора — Константин Вереницын. Да и «Энеіда навыварат» имеет практически утвержденного автора — Викентия Равинского. Оба имени открыл известный белорусский литературовед Геннадий Киселев.
Впрочем, имя Викентия Равинского (или Ровинского в другом написании) в связи с поэмой упоминалось еще в XIX веке... Главный вопрос — поэма чисто белорусская, а Равинский со Смоленщины, то есть как бы из России. Но это нестыковка только для тех, кто не знает, что в XIX веке в западных областях Смоленщины крестьяне, как и их предки, разговаривали на белорусском языке. По мнению исследователей, «северо-восточный (полоцко-витебский) диалект белорусского языка и смоленский диалект составляли единое целое белорусского северо-восточного типа». И само имение Равинских в прежние века находилось на территории Великого Княжества Литовского. Когда Киселев начал свои расследования, обнаружил грамоты польских королей Владислава IV и Яна Казимира, которыми Равинским жаловались поместья в Дорогобужском уезде «за рыцарские заслуги, отвагу и постоянную верность во всех невзгодах».
Итак, кто же такой был Викентий Равинский?
Его родители, дворяне из сельца Манино, были небогаты. Матери Равинского Феодосье Семеновне принадлежало четыре двора. Отец был секунд-майором, и Викентию была предназначена военная служба. Уже 31 октября 1800 года, в четырнадцать лет, он поступил унтер-офицером в Брянский мушкетерский полк.
Начинались наполеоновские войны. Как замечает Киселев, писари не успевали заполнять формулярный список молодого офицера. Участвовал в битвах против французов в 1805 году в передовом корпусе под командованием Кутузова, воевал в Галиции, Силезии, Моравии, Австрии. Под началом Багратиона участвовал в битвах под Аустерлицем и Прейсиш-Эйлау. А после битвы при Шенграбене, где «храбро открывал сам себе путь сквозь неприятельские колонны», получил «в воздаяние отличной храбрости» орден Святой Анны.
В перерывах между походами, с апреля 1808 по май 1809 года, Викентий Равинский жил в Петербурге, куда был направлен «для узнания порядка службы». Как раз в это время там находился Котляревский. Встречались ли поэты, неизвестно, но в северной столице тогда зачитывались украинской «Энеидой».
Самое большое испытание молодому офицеру принесла, конечно, война 1812 года. В составе 6-го пехотного корпуса 1-й армии под командованием Дмитрия Дохтурова Равинский участвовал в боях на территории Беларуси. Лида, Гольшаны, Сморгонь, Михалишки... Храброго офицера заметил командующий и сделал своим старшим адъютантом. Это место отнюдь не было синекурой — Дохтуров отличался храбростью, всегда лез в пекло и сам говорил, что при нем находиться опасно.