Hoax много читал из немецкой и русской литературы, стал сочинять стихи на идише в подражание немецким романтикам. Перевел с древнееврейского на русский трагедию Иосифа Тропловица «Саул». Его влекли учеба, литературная деятельность. Но он был «инородец»... Стал ходить на костылях — пора возвращаться за «черту оседлости». Однако в Могилев не хотелось: мать умерла, отец женился. Мачеха, женщина расчетливая и сварливая, вряд ли была бы счастлива возвращению больного пасынка.
Hoax решился на радикальное изменение судьбы: принял лютеранство и стал Павлом. Родные по традиции порвали с ним отношения. Павел поступил в сиротское отделение при лютеранской церкви Святого Михаила, затем преподавал там же русский язык.
В училище Шейн познакомился с коллегой Федором Миллером, знатоком фольклора, поэтом. Мы все его знаем: помните бессмертное «Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять»? Вот он, автор!
Миллер свел Шейна с кружком славянофилов и «народолюбов», собиравшихся у поэта Федора Глинки и его жены Авдотьи Павловны. Авдотья Глинка, женщина «высокой и теплой души», по старосветскому обычаю принимала в своем доме странников, паломников, нищих, калек. Она с удовольствием опекала бедного юношу, приходившего в ее светский салон на Садовой на костылях. Впрочем, неизвестно, насколько уютно было сыну могилевского купца-еврея в этой среде. То, что Шейн чувствовал страшное одиночество, а свой разрыв с семьей называл ошибкой, зафиксировано в письмах. Отдушиной стали литература и фольклор.
Где только не приходилось Павлу Шейну подвизаться в качестве ментора! Наставничает у Загряжских, Олениных, Соллогубов, тверского генерал-губернатора графа Баранова. В имении Загряжских Селихово молодой учитель всерьез увлекается собирательством фольклора. «Я обратился к подрядчику плотников, на которого вся барская прислуга указывала как на отличного певца, и попросил мне спеть какую-нибудь песню про богатыря. Он после некоторых колебаний пропел мне былину про Илью Муромца, которую я тут же записал, вознаградив певца по достоинству. Это ему развязало язык и склонило на мои просьбы приходить ко мне по вечерам для записывания других былин, хранившихся в его счастливой памяти... Моей радости не было конца». Возвратившись в 1856 году в Москву, Шейн входит в круг аристократов-славянофилов, которые демонстративно не брили бороду и носили стародавнее русское платье. Начинает публиковать свои фольклорные изыскания. Его человеческие качества характеризует эпизод: Павел приложил неимоверные усилия, чтобы издать книгу стихов умершего от чахотки друга Василия Краснова. Насколько же он был удачлив, показывает другой факт: весь тираж книги сгорел на складе.
Очень много было намешано в его страдающей душе. С одной стороны, Шейн в 1861 году по приглашению Льва Толстого становится преподавателем Яснополянской школы. Но он же высказывается против «крамольников, нигилистов, разрушителей начал доброй гражданской нравственности», объявляет себя сторонником крайне правого Каткова. Огромное влияние на Шейна оказывает знакомство в Берлине с братьями Гримм. Да-да, именно теми легендарными сказочниками! Якоб Гримм ознакомился с фольклорными изысканиями Шейна и одобрил их.
Павел решает «отныне посвятить все свои силы и способности дальнейшему собиранию памятников народного творчества — и по возможности заинтересовать в пользу этого дела и других грамотных людей везде, где придется жить и служить».
Бурной деятельности не мешают ни костыли, ни ревматизм. Но денег этнография не приносит, и Шейн принимает предложение стать учителем немецкого языка в Витебской городской гимназии. Именно здесь он разрабатывает свою «Программу для собирания памятников народного творчества». Ее отпечатали в Витебской типографии тиражом в 600 экземпляров и разослали по всей Беларуси. Шейн ездит по белорусским землям, забираясь в самые глухие деревни, как Андрей Белорецкий. И в 1874 году в «Записках Географического общества» увидел свет сборник «Белорусские народные песни с относящимися к ним обрядами, обычаями, суевериями, с приложением словаря и грамматических примечаний». За этот труд составитель получил Уваровскую премию Академии наук, малую золотую медаль. И командировку на исследование Северо-Западного края.
Фольклорист объехал пять белорусских уездов, сделал более 3000 записей. Как работал? Вот, например, спрашивает: «Ці пяюць у вас, Гапуля, ці там Гануля, гэту песню?» — «Не ведаю, паночак, не чула». А он тогда запевает сам, пока не начнут подпевать. «А более смелая из них еще вздернет плечами, отвернется в сторону от негодования, плюнет, пожалуй, и скажет в сердцах: «Брэшець хто табе так пеяў. Ці так пяюць гэту песню?» А мне это и на руку. Тотчас, разумеется, замолчу, а затем скажу и своей, сконфузившей меня при всей честной компании критикантке: "А як жа ў вас пяюць? Я не тутэйшы, сам не ведаю як. Людзі кажуць, у вас лепш пяюць і вашы песні лепшэ!"» Конечно, ему тут же начинали петь «правильно». Результатом стал четырехтомный труд «Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-Западного края».