После революции по направлению Белорусского национального комиссариата Ширма организовал школу в селе Новогольском Воронежской губернии. Один из его учеников, в будущем автор романа «Белый Бим Черное ухо» Гавриил Троепольский, называл учителя «светом моей юности» и признавался, что если бы не встретил Григория Романовича, не стал бы писателем. «Он научил нас думать над прочитанным».
Когда Ширму забрали в Красную Армию, ученики написали письмо Надежде Крупской, чтобы вернули учителя... Именно в Новогольском Рыгор Ширма познакомился со своей будущей женой, Клавдией Ивановной Раевской. Заразил любовью к белорусской песне, и Клавдия Ивановна тридцать лет пела в капелле.
Вернулся на родину в 1922 году. Друзья: Всеволод Игнатовский и Степан Некрашевич — звали в советский Минск, но Рыгор уступил просьбам матери и приехал в родные Шакуны, то есть в Западную Белоруссию.
Белорусские школы закрываются. Работы у молодого учителя нет, у жены Клавдии, учительницы математики, тоже. Звали поехать на курсы польского языка в Краков, чтобы впоследствии преподавать на польском. Но для Ширмы это неприемлемо. В том же году рождается дочь Елена...
В газете — объявление, что требуются лесорубы. Что ж, пусть так. 12 километров в Пружанскую пущу, столько же назад, но хоть какие-то деньги. Однако даже на такой тяжелой работе Ширма подпадает под подозрение: не взбунтует ли лесной пролетариат? Лучше уволить.
Выход нашелся. Должность регента в пружанской церкви Свято-Александро-Невского собора. Церковные власти высоко ценили талант Ширмы, но подозрительность не отпускала: его прозвали «красный псаломщик». Настоятель собора отец Алексей Русецкий писал: «Р. Шырма шмат пакутаваў ад даносаў і пераследаў, але, нягледзячы на ўсё гэта, не пакідаў сваёй любімай справы і ўвесь час падтрымліваў хор, працаваў бязвыплатна з любові да мастацтва і з дазволу ўлад даў два канцэрты, якія мелі вялікі і заслужаны поспех».
Как-то на концерт приехал крамольный гость из Вильно — Бронислав Тарашкевич, автор первой белорусской грамматики, депутат сейма и глава белорусского движения. Тарашкевич планировал митинг, но дефензива его сорвала. Бронислав долго беседовал с Ширмой, звал приобщиться к белорусскому культурному движению.
В 1926-м, получив наконец польский паспорт, где был записан «полешуком», Ширма приезжает в Вильно. В Виленской гимназии преподает пение, работает воспитателем в интернате. Подвизается и регентом в Пречистенском соборе.
Ученический хор Виленской гимназии, созданный Ширмой, наведывает Виктор Ровдо, в будущем — легендарный хормейстер. Делает это тайно: учится в духовной семинарии Свято-Духова собора, а семинаристам в хоре Ширмы петь запрещалось. Еще один знаменитый ученик Ширмы, Геннадий Цитович, писал в мемуарах: «1926 год... Мая першая віленская восень. Бязмэтна блукаю па квадраце сціснутага манастырскімі сценамі двара. І раптам з напаўадчыненага акна палілася беларуская народная песня, за ёю другая, трэцяя... «Перапёлачку» я ўжо слухаю ў зале, захаваўшыся ў далёкім вугалку,— таму што перад хорам строгі рэгент... Закончылася гэта генеральная рэпетыцыя, і куды дзелася сур'ёзнасць кіраўніка. Ён стаіць цяпер з дабрадушнай усмешкай у акружэнні моладзі, а тую дзяўчыну, што запявала «Зязюльку», па-бацькоўску нават па галоўцы пагладзіў. Ад выходзячых я даведаўся, што гэты рэгент — Шырма, беларускі пясняр. Сказалі гэта, ды яшчэ на мяне насмешліва: маўляў, хто ты такі, што Шырмы не знаеш!»
Концерты Рыгор Ширма всегда завершал песней на слова Янки Купалы «Не пагаснуць зоркі ў небе». Как глава Товарищества белорусской школы находился под надзором. Вот послание пану воеводе Бреста от уездного старосты в Пружанах от 14 декабря 1929 года:
«Доношу, что 10 декабря текущего года в 7 часов 45 минут приехал в Пружаны Ширма, секретарь главного правления ТБШ в Вильне.
Вместе с названным прибыла дочь Екатерины Стовбуник, ученица белорусской гимназии в Вильне. На автобусной станции вышеназванных ожидала Екатерина Стовбуник, после чего все направились в ее дом по улице Будкевича № 16. Ширма имел при себе чемоданчик и пакет, содержание которых, к сожалению, не установлено».