— Вас всего несколько десятков тысяч, врагов же — вдесятеро больше! Вам предстоит пройти немыслимые испытания. Кто-то погибнет, кто-то будет мечтать о смерти. Но сколь бы велики ни были ваши страдания, храните верность Богу и друг другу! Враг будет сеять между вами раздоры и ненависть. Если он преуспеет в этом, все вы сложите головы в песках Анатолии. Вы вступаете в пустыню, полную смертельных опасностей и искушений. Не поддавайтесь им.
Откуда-то из задних рядов послышался сдавленный смешок.
— На следующей неделе с Кипра прибудет еще одна флотилия с зерном, — сказал Татикий.
— Мы проследим, чтобы прежде всего оно досталось тем, кто более всего в нем нуждается, — заметил Адемар, поворачиваясь направо.
Несмотря на обилие важных гостей, человека, занимавшего почетное среднее место на одной из скамей, отделяло от соседей заметное расстояние. Даже по заниженным меркам осадной компании он был невообразимо грязен, а надетые на него жалкие лохмотья, кажется, только и держались что грязью. Его босые волосатые ноги заскорузли, давно не стриженые ногти пожелтели, уродливое вытянутое лицо смахивало на морду мула. Он сильно горбился и, прикрыв глаза, что-то бормотал себе под нос.
— Маленький Петр[11], ты сможешь разделить зерно между паломниками? — спросил Адемар.
Человек приоткрыл голубые глаза и, устремив взор в недоступную для прочих участников совета запредельную даль, возгласил:
— «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся».
Глядя на него, можно было подумать, что голос его походит на ослиный рев или на карканье, однако стоило ему открыть уста, как с них слетали столь певучие и сладостные слова, будто он ждал всю жизнь, чтобы произнести их. Его голос чаровал людей, готовых слушать его вечно, пусть они и не всегда понимали смысл его речей. Паломники почитали его за святого и, ведомые им, гибли сотнями и тысячами, до последнего мгновения уверенные в том, что он отразит вражьи стрелы единственно силою духа. Франки относились к нему с почтением, даже те, кто не верил в его могущество. Я же, надо признаться, терпеть его не мог.
Маленький Петр, на которого были устремлены взоры всех присутствующих, вновь опустил веки.
— Когда народ изнемогает от притеснений, скорбей и забот, Господь наказывает его правителей, заставляя их оставить собственные пределы и отправиться в скитания. Страждущим же он дарует мирную обитель.
Слова эти были произнесены так тихо, словно он говорил с самим собой, однако их услышали все участники совета. Злоба и страх читались на их лицах. Лишь папский легат остался невозмутимым.
— День подошел к концу. — Он поднялся со своего места, и его примеру благодарно последовало все собрание. — Хватит слов. Вам нужно отдохнуть и набраться сил, ибо и завтрашний день будет для всех нас многотрудным. Спокойной ночи, господа!
Часть священства и рыцарей покинула комнату вместе с ним, а оставшиеся военачальники, разбившись на группы, занялись обсуждением неотложных проблем. Маленький Петр по-прежнему сидел на скамье, устремив внутренний взор в горние миры и бормоча нечто бессвязное.
Неожиданно я увидел перед собой широкоплечего Боэмунда. Указав рукой на мою дощечку для письма, вырезанную из слоновой кости, он поинтересовался:
— Ну как, Деметрий, нашел ли ты здесь что-нибудь достойное записи?
— Писарь должен записывать услышанное, а не оценивать сказанное.
— Но возможно, ты все-таки обнаружил кое-что важное после нашего последнего разговора? Что-нибудь такое, что разъяснило бы тайну смерти моего вассала Дрого?
Я поведал ему о том, что мне удалось узнать за день.
— Выходит, его зарубили рыцарским мечом, и не ради денег, коль скоро его кошелек остался цел. Не кажется ли тебе, что это сделал турок?
— Турок наверняка ограбил бы убитого.
Боэмунд поскреб в бороде, делая вид, что обдумывает мои слова, хотя в его бледно-голубых глазах не отразилось никаких сомнений. В ожидании его следующего вопроса я обвел взглядом помещение, и мне показалось, что граф Раймунд с подозрением уставился на нас своим единственным глазом. Впрочем, он тут же отвернулся в сторону.
— Ты полагаешь, эта провансальская женщина, Сара, могла быть причиной стычки? — наконец спросил Боэмунд.
— Вполне возможно.
— Норманнский рыцарь и провансальская женщина… Опасное сочетание. — Он взмахнул рукой вокруг нас. — Сегодня ты имел возможность убедиться в хрупкости нашего союза. Смерть Дрого не должна вбить между нами еще один клин.
Видя под крышей этого дома столько недоверия, злобы и интриганства, я подумал, что клином меньше, клином больше — никакой разницы.
6
К поискам Сары я смог приступить только на следующий день. Дорога к провансальскому лагерю шла через норманнский стан, и я рискнул вторично посетить палатку Дрого, хотя на сей раз мне пришлось отправиться туда в одиночку: Си-гурд со своими людьми был занят на строительстве башни. Мне необходимо было разузнать побольше о компаньонах убитого рыцаря. Тощий старик сидел на прежнем месте. Грязь под его скрещенными ногами стала плотной и гладкой. Похоже, он вообще не двигался со вчерашнего утра, однако, завидев меня, махнул рукой в знак приветствия.
— Куино здесь? — спросил я. Старик покачал головой.
Я попытался воскресить в памяти другие имена.
— А Рено?
Его тоже не было.
Наверное, я говорил чересчур громко, потому что у меня за спиной неожиданно раздался голос:
— Кто спрашивает Рено?
— Деметрий Аскиат, действующий от имени господина Боэмунда.
Человека, стоявшего у входа в палатку, я смутно помнил: он приходил вместе с Куино в пещеру, чтобы забрать тело Дрого. Тогда, лежа на земле в полуобморочном состоянии, я плохо разглядел его, да и сейчас его внешность показалась мне достаточно заурядной. Ноги и руки у него были тонкие, словно вороньи лапки, но худоба эта, видимо, была свойственна ему от природы, а не являлась следствием истощения. Если что-то и свидетельствовало о его телесном здравии, так это черные как смоль волосы.
— Ты — тот человек, который украл тело Дрого! — обвиняющим тоном заявил незнакомец.
— Я — тот человек, который занимается поисками его убийцы, — возразил я. — А ты кто такой?
— Одард. Я был другом Дрого.
Кажется, мой приход был не напрасен. Я решил говорить с ним прямо.
— Ты кого-нибудь подозреваешь в его убийстве?
Он слегка отпрянул и испуганно оглянулся через плечо. Движения его были такими же порывистыми и резкими, как у Куино, однако у того они выражали скрытую силу, а у Одарда являли тревогу и боязнь.
— Дрого был сильным рыцарем, и к тому же благочестивым. Только сильный враг смог бы одолеть его.
— В тот день Дрого не надел кольчугу и не взял с собою меч. У него были враги?
Одард переплел пальцы и сложил руки на животе.
— Дрого все любили. Наверняка это сделали турки.
— А вот я считаю, что он знал своего убийцу. Возможно, это был его соперник, завистник или даже друг.
Одард отчаянно замотал головой.
— Нет-нет! Такого просто не может быть! Мне показалось, что он вот-вот заплачет.
— Ты знаешь, кто его убил? — напирал я.
— Нет! В тот день мы с Куино занимались строительством башни и только вечером, вернувшись в лагерь, услышали о том, что отряд греков забрал его тело. Я не верил до тех пор, пока господин Боэмунд не подтвердил, что эти слухи верны. А наутро я увидел труп Дрого в пещере.
Я присел на корточки и начертал на земле «S» — варварскую «сигму».
— Что ты можешь сказать об этом знаке? Ничего.
— А о кресте на спине у Дрого? Не ты ли его вырезал?
— Нет! — Одард обхватил плечи руками и принялся покачиваться взад-вперед. — Это не я!
— Но ты должен был видеть его. Нельзя не заметить подобные вещи, живя в одной палатке.
11
Петр Пустынник — предводитель передовых отрядов крестоносцев, которые в июле 1096 г. были разгромлены турками под Никеей