Краткие вопросы и имя Адемара в конце концов привели нас к огромному собору апостола Петра, который в течение какого-то времени был епископом Антиохийским. Это потрясающее сооружение поражало мощными колоннами и огромным серебряным куполом над центральной частью. Нечестивые турки осквернили его, воздвигнув рядом с куполом минарет и сбив со стен всю христианскую символику, которая не соответствовала их учению. Впрочем, внутри храма уже работали каменщики и подмастерья, пытаясь восстановить христианскую святыню.
Оставив Сигурда на площади перед собором, я перекрестился, открыл бронзовую дверь и вошел под высокие своды. Стараясь не обращать внимания на стук молотков и скрежет зубил, я помолился апостолу Петру. Повсюду виднелась пыль, она приглушала звук шагов и кружила в столбах проникавшего через окна солнечного света. Турки уничтожили все, что так или иначе было связано с христианством: они сняли иконы, разбили статуи и закрасили стенную роспись любимой исмаилитами хитроумной вязью. От иконостаса не осталось и следа, и поэтому я видел алтарную часть храма, где мастера, стоя на лестницах, сбивали штукатурку с украшенных резьбой стен святилища. Следя за тем, чтобы мне на голову не рухнул отбитый кусок, я направился к ним.
— Епископ Адемар здесь? — крикнул я работникам и тут же ощутил во рту вкус пыли.
— Недавно ушел.
Человек, стоявший на лесенке, даже не посмотрел в мою сторону. Он продолжал сбивать зубилом штукатурку, освобождая от каменного плена священный лик.
— Куда ушел епископ?
Сверху продолжали лететь куски штукатурки. Я увидел щеку рабочего.
— Этого я не знаю.
Повернувшись спиной к алтарю, я увидел еще одного работника, который направлялся к центру храма с кипой досок под мышкой. Судя по всему, он собирался сколотить из них помост. Едва он бросил доски на пол, я обратился к нему с тем же вопросом:
— Ты не знаешь, куда пошел епископ Адемар?
Работник поднял на меня глаза. Он был одет в жалкие лохмотья и сильно горбился. Нос его был сломан, лицо, сплошь в нарывах и язвах, поражало своим уродством.
— Епископ отправился во дворец. Он сказал… — Присмотревшись получше, норманн вскричал: — Это ты, грек?
Я узнал его за миг до этого и попытался скрыть свое изумление.
— Петр Варфоломей? Остался ли на твоих плечах крест? Или он исчез под гнойными язвами?
— Не смей говорить о таких вещах в храме! — гневно прошипел норманн. Челюсть его дрожала.
— Это здание вновь станет храмом только после того, как его переосвятит епископ. Думаю, после этого ты не осмелишься переступить его порога. Давно ли ты видел свою наставницу Сару?
— Я не знаю, о ком ты говоришь.
Петр Варфоломей повернулся ко мне горбатой спиной и исчез за боковой дверью, словно жук семеня ногами.
Я не пошел за ним. Со времени моего ночного разговора с призрачной жрицей на берегу Оронта прошло всего четыре дня, но я успел забыть о ней. Дрого, Куино, капище в Дафне и таинственная секта, казалось, существовали в каком-то ином времени. Я никогда не узнаю того, как и почему был убит Дрого, но это меня уже не волновало. Мне хотелось только одного: побыстрее вернуться домой.
Я вспомнил про стычку с Куино, произошедшую в башне у моста накануне нашего ночного рейда. «Ты не доживешь до прихода турок!» — грозился он. Интересно, где сейчас находился Куино и что стало с его компаньоном Одардом?
Выйдя из собора, я нашел Сигурда, и мы направились по широкой и прямой, как стрела, дороге ко дворцу. В пору былого могущества Антиохии с обеих сторон дороги по всей ее длине стояла роскошная мраморная колоннада. Сейчас она уцелела только местами. Мрамор был испещрен трещинами с глубоко въевшейся грязью. Несколько раз нам преграждали путь рухнувшие поперечины, погребенные под грудами разбитой плитки. В основном же древние строения были вытеснены приземистыми кирпичными зданиями с деревянными балконами, нависавшими над мостовой. Несколько раз я замечал за зарешеченными окнами какое-то движение: за нами украдкой наблюдали. Я с горечью подумал, что пройдет немало времени, прежде чем чудом выжившие во время вчерашней бойни люди смогут доверять нам.
На южной окраине города, откуда брала начало еще одна широкая дорога, ведущая к хорошо укрепленному мосту, мы обнаружили дворец. Он не заслуживал этого имени, поскольку больше походил на большую виллу с обилием пристроек и внутренних двориков, однако это не спасло его от разграбления. Повсюду валялись осколки посуды, тряпки, обломки мебели и всевозможные безделушки. Какой-то амбициозный грабитель прихватил с собой даже искусно выточенную из камня голову льва, но бросил ее посреди мостовой в сотне шагов от дворца.
— Как ты думаешь, что они сделали с хозяином дома? — пробормотал Сигурд.
Я молча пожал плечами, не желая развивать эту тему, тем более что некоторые из валявшихся на земле предметов походили на части человеческих тел, не замеченных или забытых похоронными командами. В город пришел мир, но смотреть на него было решительно невозможно.
Возле дворца стояло несколько лошадей, привязанных к закрепленным на стенах железным кольцам. Их седоки праздно слонялись по пыльной площади. С запада ко дворцу двигалась бесконечная процессия людей и мулов, перетаскивавших имущество из прежнего лагеря, с восточных же склонов горы тянулись смертельно уставшие рыцари. Очевидно, далеко не все турки были выдворены из города.
Никем не замеченные, мы миновали широкий двор, прошли под аркой и оказались во втором дворике дворца, по периметру которого шла крытая галерея, а в центре стоял давно высохший фонтан, окруженный вишневыми деревьями. Ягод на деревьях я не заметил. В тени вишен стояли и сидели спорившие о чем-то франки. Один из рыцарей поспешил выйти из галереи, чтобы преградить нам путь, однако нас успел заметить стоявший возле фонтана епископ. Подняв руку то ли в приветственном, то ли в предостерегающем жесте, он направился к нам навстречу. Из-под белой бороды епископа виднелись доспехи, он был подпоясан толстой перевязью для меча, однако на голову его вместо шлема была надета алая скуфья.
— А я уже начал волноваться! — сказал он. — Мне докладывали, что ты сопровождал Боэмунда во время его ночного похода.
— Так оно и было, — подтвердил я. — Теперь мы перебрались на одну из стен и занялись строительством укреплений. А чем занят ты, владыка?
Мой вопрос содержал в себе множество значений, и по глазам епископа я понял, что он услышал их все. Ответ его был весьма прост.
— До прихода Кербоги нужно сделать очень многое. Вы не участвовали в боях за город. Бои эти были достаточно тяжелыми. Армия истощена, и у нас осталось очень мало времени на восстановление сил.
— Почему же? — удивился я. — За прошедшие семь месяцев мы имели возможность убедиться в том, что взять стены Антиохии не так-то просто. Они защитят нас до прихода императора.
На лице Адемара появилась недовольная гримаса.
— Если бы это было так! Мы можем запереть двери города, но у нас, увы, нет надежного замка.
— Что это значит?
Кивком головы он указал на самую дальнюю из трех вершин Сильпия. Она возвышалась над Антиохией подобно контрфорсу, и на самом верху ее виднелись впечатляющие стены и башни. Эта крепость была выстроена высоко над городом, чтобы руководить его обороной.
— Людям Боэмунда не удалось взять крепость. Она неприступна: из города к ней ведет одна-единственная дорога, с других же сторон крепость окружают крутые горные склоны. Пока она остается в руках неприятеля, в самом сердце нашей обороны остается прореха. Кербога может подняться в долину, находящуюся за горой, войти в крепость через ее внешние ворота и напасть на нас не снизу, а сверху!
— С одной стороны, это преимущество, с другой — слабость, — вмешался в разговор Сигурд. — Если туда можно подняться только по узкой и крутой тропке, значит, и спуститься оттуда можно только по ней. Нужно перегородить этот единственный путь и отрезать крепость от города.