— Кто поможет ему? — вскричал граф Раймунд, успевший подняться на стену.
Ответа так и не последовало.
Рожер Барневилль был еще жив — я видел, что он все еще сжимал в руках поводья, пытаясь выбраться из седла. Однако это видели и турки. Один из них поскакал вперед и, подъехав к Барневиллю, насадил его на копье, как на вертел. Я увидел блеснувший на солнце наконечник, вышедший из его груди. Должно быть, Барневилль закричал, но мы не слышали его крика. Нам оставалось только смотреть, как падает в реку его тело. К нему подъехал еще один турок. Блеснул клинок, и в воду хлынула кровь. Пока турок вытирал свой клинок, еще один всадник ударил копьем в воду, словно рыбак, орудующий острогой. Когда он вытащил копье из воды, на его конец был нанизан бесформенный ком, с которого свисали слипшиеся красные перья.
Франкам впору было бы разъяриться, однако они оцепенели от ужаса и стыда. Кто-то посетовал на нехватку коней, кто-то заметил, что здесь не помогли бы и кони, прочие же вообще молчали. Дерзкие турки тем временем переправились через реку и поехали вдоль городских стен, размахивая своим кровавым трофеем. В их сторону было пущено несколько стрел. Увязший в иле конь Рожера запрокинул голову и пронзительно заржал, то ли оплакивая хозяина, то ли скорбя о собственной участи. Турок, нанесший Барневиллю последний удар, остановил своего скакуна возле моста и выкрикнул что-то яростное. Мы не знали его языка, однако смысл его слов был понятен.
Толпа отхлынула от стен. Мы с Сигурдом тоже ушли оттуда.
— Болван, — прошипел он, когда мы оказались за пределами слышимости. — Бестолковый, никудышный идиот! Сколько раз мы видели, как десять турок в один миг превращаются в сотню? Неужели франки настолько тупы, что никак не могут усвоить простого урока?
Его вопросы не требовали ответа.
— Сегодня мы видели, как тридцать всадников обернулись тремястами. Что же мы будем делать завтра, когда три сотни станут сначала тремя, а потом и тридцатью тысячами? Неужели мы будем вести себя так же глупо каждый раз, когда Кербога будет выманивать нас своими разведчиками?
Я посмотрел на гору. Над крепостью, что находилась на дальнем пике, поднимался дым, однако знамени Боэмунда над нею я так и не увидел.
— Начало, прямо скажем, скверное.
22
Вечером мы разожгли костер на верхней площадке занятой нами башни. Варяг Берик отправился в этот день в порт Святого Симеона и вернулся оттуда с рыбой и зерном, купленными за безумные деньги. В самом скором времени турки могли захватить или уничтожить башню, охранявшую дорогу, после чего путь этот должен был для нас закрыться. Весь день турки обстреливали башню обычными и огненными стрелами. Пока что франкам удавалось отражать их атаки, но с приходом основного войска Кербоги удержать ее было бы уже невозможно.
— В любом случае рассчитывать на Святой Симеон особенно не приходится, — заметил Берик. Он снял с огня сковороду и начал раскладывать жареную рыбу по нашим мискам. — Я едва не загнал коня, стремясь вернуться до наступления темноты.
— Мы съели бы его завтра вечером, только и всего, — усмехнулся Сигурд.
— А что мы станем есть послезавтра? — Обжигая пальцы, я отщипнул кусок липкой рыбы. — На то, чтобы полностью блокировать город, у нас ушло четыре месяца. Вряд ли Кербога будет таким же медлительным.
Сигурд скривился, распробовав горьковатую рыбу.
— Надо сначала дожить до послезавтра, а там уж будем думать, чем питаться.
— Зря ты так говоришь. — Ночь выдалась теплой, а у костра было и того теплее, однако Анна накинула на себя шаль. — Мы обязаны выжить! Об иных вариантах лучше вообще не думать.
Я потянулся к ней, чтобы успокоить, но она отстранилась от меня. Я обнял колени руками и стал смотреть на огонь.
— Интересно, понравились ли Боэмунду его новые владения, добытые с таким трудом? — задумчиво произнес Сигурд. — Начало его империи нельзя признать слишком удачным.
— Будь проклят и он, и его империя! — не выдержал я. — Если бы от них не зависела наша собственная судьба, мне хотелось бы увидеть их поверженными и расклеванными воронами!
Сигурд рыгнул и заявил:
— Он теперь наша главная надежда.
— Стало быть, наше положение действительно безнадежно.
— Деметерий, Боэмунд — такая же змея, как и все прочие норманны. Когда Вильгельм Бастард высадился в Англии, его армия была сравнительно небольшой, да и с припасами у него было совсем туго, хотя уже приближалась зима. Однако всего через месяц он завладел всеми нашими землями! Боэмунд слеплен из того же теста. Это змея, которую загнали в угол. Для того чтобы выкурить его оттуда, туркам понадобится очень длинное копье!
— Или точно пущенная стрела. Можно ли полагаться на подобных союзников?
— Когда сюда придет император, в этом больше не будет необходимости.
Сигурд высосал из рыбьего скелета остатки сока и бросил его в костер.
— Если мы еще будем здесь, когда он явится.
— Стой!
Послышавшийся снизу окрик караульного тут же привел нас в чувство. Я вскочил на ноги и выглянул из бойницы. В свете горевшего внизу факела я увидел возле башни высокого стройного человека в белой тунике. Перед ним стоял варяг, сжимая в руках топор.
— Кто это? — спросил я у часового.
Гость поднял голову и посмотрел в мою сторону. Я увидел освещенное мерцающим светом факела смуглое лицо и черную бороду.
— Деметрий? Это я, оружейник Мушид.
Я тут же успокоился.
— Поднимайся наверх.
Мы немного потеснились и пропустили в свой круг арабского оружейника. Когда он усаживался возле парапета, я услышал из-под его туники приглушенный стук. То, что он имел оружие под рукой, свидетельствовало о его уме, но то, что он рискнул прийти к нам в такое время, говорило скорее о его глупости. Впрочем, он все-таки принял определенные меры предосторожности. Я понял, почему не сразу узнал его.
— Ты не надел своего тюрбана?
Он кивнул:
— Не хочу, чтобы какой-нибудь франк насадил мою голову на пику.
— Но тогда зачем ты вообще пришел в Антиохию? — спросил Сигурд.
Прежде он никогда не встречался с Мушидом и теперь смотрел на него через огонь костра прищуренными глазами.
— На то есть множество причин. Мне хотелось выяснить, правдивы ли слухи о том, что франки разрушили город.
— Так оно и есть.
— Да, я вижу. За весь день я не увидел ни одного турка, если не считать трупов, валяющихся в канавах.
— Франки хвалились тем, что ни один турок не смог пережить этой осады. Мне очень жаль.
— Это не твоя вина.
Увы, он ошибался. Я вновь вспомнил, как выбивал засовы на воротах, как кричали норманны и свистели вражеские стрелы. Я вспомнил шаткую лестницу, по которой мне пришлось взбираться на стену, долгое время казавшуюся неприступной. Я вспомнил…
— Мушид!
— Да?
Позапрошлой ночью я был на этих стенах вместе с людьми Боэмунда, переводил их слова для турка, который предал город. Этот турок очень волновался — ему казалось, что нас слишком мало и что Боэмунд так и не пришел. Он сказал… — Мне вспомнилось то утро. — Он сказал: «Мушид обещал, что Боэмунд будет здесь!»
Мушид сложил руки на коленях и уставился в костер. Пламя шипело и потрескивало, его блики плясали на окружающих нас укреплениях. Все смолкли.
— В моей стране столько же Мушидов, сколько в твоей — Деметриев.
— Но только один из них три недели назад приходил в палатку Боэмунда.
Вновь установилось молчание. Наконец оружейник произнес:
— Речь шла обо мне.
— Выходит, ты помогал Боэмунду взять город?!
— Я был всего лишь посыльным. Фируз, командовавший обороной башни, работает оружейником. Я тоже оружейник. У нас много общих знакомых по гильдии. Я бываю там, где людям нужно оружие, и порою приношу с собою не только мечи.
— Но как ты мог это сделать? — поразилась Анна. — Как ты мог предать город и собственный народ? Посмотри, во что они превратили Антиохию!
Мушид пожал плечами.
— Это не мой народ. Здесь жили турки, я же — араб или, как вы привыкли говорить, сарацин.