Голос дрожащий, прерывистый, с чувством глубокой обиды:
— Я верил Жанне… Клялась в любви… После училища назначение получил на Камчатку… Она во Владике осталась… Институт заканчивала… Да и жить здесь негде было. Обещала ждать… Год не виделись. В письмах одни «люблю» и «целую». И вот недавно комнату дали. Прилетела она в Елизово. Поехал я за ней в аэропорт. Взял матроса с собой, чтобы помог вещи поднести… Так пока я искал такси, она снюхалась с ним…
Голос с бесжалостной издёвкой, насмешливо–ироничный:
— Ты застукал их в общественном гальюне при совокуплении? Если даже и так, не удивлюсь, у нас здесь похлеще бывало…
Голос мальчишески–плаксивый, с горькими вздохами:
— Да нет, недавно узнал… Сказал ей, что заступаю на вахту дежурным по кораблю, ночевать домой не приду… Начальник штаба Потапов с проверкой приходил, ещё дежурный по дивизии… Две аварийных тревоги нам сыграли. Как они ушли, я подумал, что никто больше проверять мою вахту не станет, решил втихоря домой на часок сбегать… Отметиться… Прихожу, тихонько открываю, чтоб, значит, сюрприз сделать… В комнате темно. Ну, стал по журнальному столику шарить, кнопку настольной лампы искать… Вдруг на меня набросили одеяло, загремел упавший стул. Я подумал, что Жанна шутит. Дверь хлопнула… Сорвал я с головы одеяло, включил свет, она в чём мать родила на смятых простынях лежит… В комок сжалась, на меня не смотрит. Что такое? Гляжу: на полу галстук от бушлата валяется. А на нём хлоркой намазана фамилия матроса. Того самого, которого я в аэропорт брал. Не успел, сволочь, раздеться и нырнуть к ней в постель, а то бы голеньким прихватил его. Вестовой Шабунин это был…
— Зубоскал со сто тридцать шестой? Дегенерат с оттопыренными ушами? Доверил козлу капусту! Нет, не понимаю наших гарнизонных шлюх! Ну, и вкусы у них!
— Я считал, что моя Жанночка любит меня. Подумать не мог, что она способна на предательство. Я так надеялся на её верность…
Голос усталый, равнодушно–спокойный:
— Я тоже так считал и надеялся… Провожала — на шее висела. А мы в море не ушли в тот день. Вернулся домой, в спальне на кровать прилёг, решил немного отдохнуть. Пришла жена с двумя подругами. Уселись на кухне за чаем, начали делиться секретами, кто с кем да как…Тогда и узнал всю правду и много нового о себе. И какой я плешивый, и что в постели не так хорош, как те, и ещё всякую пакость. Выбежал из спальни, кричу: «Суки, прошмондовки, курвы…». Они чуть в обморок не упали, не ожидали меня увидеть. А уж как моя бежала следом: «Гоша прости, Гоша, Гоша!». Не простил я. С тех пор, вот, и живу в этой каюте бобылём… А ты говоришь… Стервы они все по моему глубокому убеждению.
Рядом со строевой частью роскошная каюта командира дивизии подводных ракетоносцев контр–адмирала И. И. Щербакова. О каюте этой и её жильце ходили легенды, рассказываемые с особым пристрастием и юмором на полубаке «Невы», где моряки с разных лодок собирались перед отбоем покурить, потравить анекдоты.
Итак, легенда первая. Назовём её «Метод воспитания».
В начале августа К-136 вернулась на Камчатку после капитального ремонта во Владивостоке. Стояла жаркая погода, солнце палило немилосердно. Заметая клёшами пыль, по улицам Лахтажного бродили, обмахиваясь бескозырками, редкие матросы.
Кстати, название посёлка происходит от слова «лахтак» — тюлень.
В магазинах томились скучающие продавцы. На почте, в сберкассе, в полупустой конторе коммунальщиков изнывающие от безделья работники лениво перебирали бумаги.
В столь знойный день контр–адмирал Щербаков вышел из штаба эскадры взмокшим от пота и не в лучшем расположении духа. В ушах ещё звенели слова комэска: «Вы сделали для себя выводы?».
Откуда в штабе пятнадцатой эскадры подводных лодок стало известно о неудачной погрузке боезапаса на сто двадцать девятую? Гадать, видимо, не стоит. Когда торпедой шарахнули по корпусу лодки, начштаба Потапов находился на верхней палубе плавбазы, откуда пирс как на ладони.
После раздолбона у командующего хотелось бросить всё к чертям собачьим, скинуть порядком надоевший мундир и окунуться в студёные волны Тарьи. Потом долго млеть на горячем песке, ворочая прутиком маленького крабика. Можно, лёжа в тени гранитных скал, не торопясь прихлёбывать пиво под шум прибоя. Или, закрывшись от солнца чёрными очками, читать детектив, время от времени делая глоточек–другой из плоской коньячной бутылочки. А можно просто рыться в песке, радуясь найденной в нём причудливой раковине или позеленевшей старой монетке. Много ещё чего можно. Уволиться с флота и уехать в сибирское село Пихтовку, где остался отцовский добротный дом, рубленный из лиственницы, большой огород, а главное, душистая, пахнущая смольём банька.