Однако осмотрелся, втянулся, понял: не так все просто. Ни дом, ни прогулки по сопкам не спасали вечерами от дел. Мысль не выключалась, а к дому новоявленного начальника допоздна тянулись сотрудники — свои, из лаборатории, и станционные. Деваться было некуда: экспедиционная реальность, позволяющая что-то делать даже в немыслимых условиях отсутствия или недостатка всего, диктовала свои суровые законы. Надо было считаться, привыкать...
Комнатка Тугарина в лабораторном корпусе помещалась рядом с кабинетом Софьи Ильиничны Тампер, и это решило все. Спустя три месяца привычка к вечерним научным бдениям стала естественной и неизбежной для него, как ежеутренняя разнарядка по техническим службам.
Софья Ильинична менее всего склонна была кому-то навязывать свои жизненные принципы. Своим Путем, успешным и широко признанным, шла она и в науке.
Работать с ней было трудно, все равно что петь в унисон с Имой Сумак. Слишком высока интонация, слишком обширен диапазон. Состав лаборатории часто менялся. Люди, которым недостаточно для счастья одной лишь науки, становились неуместны в обстановке, где не услышишь за день ни единого постороннего слова. Оставались немногие. Но уж если оставались, напряженный ритм лаборатории Тампер входил в их кровь, и время они приучались считать не годами и не днями — минутами. И эксперименты лаборатория позволяла себе ставить с большой тщательностью.
Уединение стало ее образом жизни. Перебрав ряд кандидатов в спутники жизни, Тампер пришла к логичному выводу: лучшего спутника, чем биохимия и генетика, все равно не отыскать.
Женщина со своими правилами, Софья Ильинична никогда не ходила в столовую на Рыцаре. Получив утонченное ленинградское воспитание, она чувствовала себя крайне неуютно в гвалте и толчее общественного пищеблока, в громе тарелок и ложек, в торопливых, возбужденных разговорах. Готовила себе сама в чистой и уютной гостиничной кухоньке. И хотя на это занятие уходило драгоценное время, приходилось мириться с нехитрым кухонным хозяйством, как с неизбежным злом.
По этой же причине экономии времени все хозяйственные дела в условиях больших расстояний на станции Рыцарь Софья Ильинична решала через посредников, если нельзя было их решить по селектору. Нужного человека один из ее сотрудников встречал в столовой и либо передавал записку, либо просил зайти в лабораторию в удобное для него время. Для самой Софьи Ильиничны любое время было удобно.
Тугарин со все растущей тревогой наблюдал, как трудно приходится Софье Ильиничне без «рукастого» мужика, без обычного лабораторного техника. Ежедневно ее сотрудники, в большинстве женщины, налаживая тонкие генетические опыты, терялись перед необходимостью брать инструмент и что-то подкручивать, перепаивать, настраивать. Просто тягать тяжелые приборы и установки с места на место научились самоотверженно и молча, но остальное требовало не только силы, но и специальной квалификации.
Герман Александрович ждал: она попросит слесаря, даст заявку на плотника. Или придет для этого утром на разнарядку, как делают все завлабы. Но Тампер до сих пор не появлялась. Отдавая должное столь утонченному чувству независимости («вернее, просто глупости», — уточнял Князев), Тугарин временами подсылал ей человека, хотя и это был не выход. Сложное оборудование лаборатории требовало, во-первых, универсальных знаний, а во-вторых, постоянного надзора.
«Ищу того, кого не может быть!» — с грустью думал Тугарин, рассылая объявления в газеты и на радио.
«Все-таки я найду!» — упрямо думала Тампер, листая картотеку заочников в университете.
А коллеги-генетики со всего мира бомбардировали Софью Ильиничну письмами в длинных красивых конвертах: «С нетерпением ждем Ваших новых статей...», «Чрезвычайно заинтересованы в результатах...», «Необходимо срочно сравнить наши данные...» Требовали коллеги, требовала промышленность, подгоняла академия...
Вечернее одиночество каждого из них в соседних комнатах лабораторного корпуса оставалось свято: каждый вел свой поиск.
Поэтому в один из туманных июньских вечеров Тугарин немало удивился, услыхав за спиной голос Софьи Ильиничны.
— Извините, Герман Александрович, я подумала, это важно не только мне, но и всем. У нас намечено несколько семинаров на сезон, а ведь собираться совершенно негде, согласитесь. Нужно бы что-то вроде гостиной...
— Да, с вашей шхуной, видно, не успеть, — задумчиво проговорил Тугарин, с трудом переключаясь на чужой строй мыслей.