Он помог Наташе надеть акваланг, проверил работу легочника, а сам натянул костюм.
— Боитесь замерзнуть? — усмехнулась Наташа.
— Бояться, по-моему, можно только женщин, — в тон ей ответил Зайцев и тут же добавил: — Не теряй меня из виду. Когда пойду к мысу, на глубину, — возвращайся.
Он взял ее за руку и повлек за собой вниз. Когда от поверхности их отделяло уже метров пять, Зайцев перевернулся на спину и пошел прямо под Наташей, едва работая ластами. Ее тело, увеличенное водой, в легкой голубизне подводного света приобрело нереальный опаловый оттенок. Рука невольно потянулась к тонкой талии — не удержался.
Девушка вздрогнула, на секунду потеряла ритм движения, опустила голову. Руки ее, вытянутые вперед, рванулись было к его рукам, но на полпути их возмущенное движение стало похоже на игривые взмахи гибких плавников. Наташа попыталась увернуться от настойчивых ласк, но это было нелегко.
Они закружились в легком, податливом пространстве, то приникая друг к другу, то взлетая один над другим и касаясь чужого тела лишь копчиком ласта или рукой. Они играли, забывшись, точно юные беззаботные дельфины. Язык людей, их любовные игры были оставлены на земле вместе с множеством барьеров и условностей. Здесь все было доступно и просто и не было стыда или робости, словно все, что их рождает, растворилось в голубом проникающем свете.
Временами Зайцев, заметив на дне интересное скопление животных, уходил от Наташи, кружил среди камней, запоминая картину, но в общем место его устраивало, это было ясно сразу. Остальное покажет молодь, осевшая на коллекторы.
Они ушли на пятнадцать метров, резвились у самого дна, на границе холодной воды, приставляя друг другу ко лбу большие звезды, а воздух уходил быстро, слишком быстро. И день уходил, а вместе с ним и надежда. Так хорошо человеку не может быть долго.
Укладывая снаряжение в лодку, Зайцев был мрачен.
— Садись, — коротко приказал Наташе и, отпихнувшись ногой от камня, нагнулся над мотором.
— Вы чем-то... огорчены?
— Я всегда огорчен только собой, — резко ответил он и рванул стартер. Двигатель оказался на скорости, лодка с места взяла ход, и Зайцев едва не вылетел за корму.
Наташа ахнула, а когда он сел к рулю и развернул лодку крутым виражом — рассмеялась, наклонилась к его уху:
— И не без оснований!
Он сдержанно кивнул и, обогнув скалы, сказал:
— Хочу проверить одну гребешковую банку. Мы высадили там отборную партию, и она, кажется, смещается. Надо проверить, не против?
— А воздух?
— Я с трубкой, там десять метров. И сверху видно.
За очередным скалистым выступом на фоне песчаного берега показалась лодка. Зайцев огляделся, прикинул створы. Ошибки не было: кто-то нырял как раз в нужном ему месте.
В лодке спокойно курил, временами подгребая веслами, старшина водолазов Санька Носов.
Зайцев заглушил мотор и ухватился за борт Санькиной лодки:
— Кто разрешил?
— Да мы это, Борис Петрович, десяточек, больше не будем, на ужин ребятам...
— Я тебе говорил про эту банку?
— Да их тут тьма, десяток же незаметно...
— Кто под водой?
— Барон... Этот, как его, Баринов Феликс. У Софьи Ильиничны работает.
— Числится, — поправил Зайцев.
Феликс, пыхтя, показался из воды, подплыл к своей лодке к подал Носову питомзу, полную крупного гребешка.
— Ф-фу, еле выволок! — Он отбросил загубник акваланга и выбрался в лодку, — Тяжелые, гады, штук тридцать, наверно... А, у нас гости!
— Скорей, наоборот, гости у нас. И притом незваные.
На скулах Зайцева играли желваки. Он дотянулся до питомзы, перетащил ее к себе и вывалил гребешков за борт.
— Снимай акваланг. А ты, Носов, останешься в этот месяц без премии.
— Брось, Борис Петрович! Сам небось балуешься. А Тугарину я сколько доставлял? Чем я хуже?
— Неправда! — вступилась Наташа. — Борис Петрович никогда себе не позволяет, все об этом знают на станции. Как не стыдно!
— Чтоб я этого человека на море не видел, ясно? — продолжал Зайцев. — Тем более с аквалангом. Ты отвечаешь, Носов. А с Тугариным я поговорю.
Феликс снял акваланг и передал Зайцеву с церемонной улыбкой:
— Пожалуйста! Отдаю при свидетелях. И прошу учесть, аппарат — мой собственный, я могу и заявить... А Носов ни при чем. Это я нашел банку, имею право...
— Убраться с Рыцаря к чертовой матери — вот единственное, на что ты имеешь право! — теряя самообладание, проговорил Зайцев. — И из дома на дюнах — в первую очередь.